Дин Кунц - Интерлюдия Томаса

Ужин на пляже в меньшей мере торжество, а в большей – дежурство у горящего дома, но остаётся немного места и для празднования. Много улыбок и совсем чуть-чуть смеха. Эта большая семья прошла через огромные страдания и унижение, и возвращение к нормальной жизни не будет лёгкой дорогой.

Это хорошие люди, и я завёл здесь новых друзей. Они много обнимаются, и когда они берут мою руку или кладут руку мне на плечо, то отпускают часто с неохотой. Но они интуитивно понимают, что не должны смущать меня благодарностями. Хотя они явно осознают, что я храню множество секретов, они не должны давить, чтобы их узнать, но должны довольствоваться тем, что я навсегда останусь загадкой, как и множество вещей в этой жизни.

После ужина я, Джоли, Аннамария и две собаки – Рафаэль и Бу – идём вместе вдоль пляжа, возле пенящегося прибоя, и девочка тайно восхищается всем, что видит, всем, что слышит, всем, о чём думает. Сейчас, когда хомут рабства с неё и её семьи снят, я могу лучше рассмотреть великолепное, бесстрашное и чистое сердце, которое создаёт её существо. Я могу представить женщину, которой она станет, и мир мог бы использовать бесчисленное число таких же, как она, чтобы измениться, но реально это сможет сделать только она.

У Джоли выступают слёзы при мысли, что утром мы покинем это место, и что мы можем никогда больше не увидеть друг друга. Это может стать залогом определённой связи, которая, тем не менее, смущает её так же, как меня восхищает, и она боится, что в её жизни, теперь возвращённой обратно, разлук и потерь окажется больше, чем она сможет перенести. Я, говорит она, как будто её новый брат, а братья не уходят навсегда. Она достаточно чувствительная девочка, и хотя циники могут её осмеять за это, я никогда себе этого не позволю, так как, возможно, это лучшее из достоинств: чувствовать глубже, заботиться сильнее.

В глубине души я знаю, что в этом мире я ненадолго. Жизнь, которую я вёл и должен вести, сводит меня со смертью лицом к лицу с такой периодичностью, что я, такой же несовершенный человек, как и любой другой, рано или поздно потерплю неудачу, какая бы высшая сила ни отправила меня в эту серию миссий. Поэтому я не могу лгать Джоли и говорить, что мы увидимся снова в этом мире.

Аннамария унимает слёзы девочки, что у меня сделать не получается. Она говорит, что у каждого из нас есть своя роль в жизни, и если мы познаем себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что это за роль, то будем счастливы делать только то, что можем делать лучше всего. Она говорит, что я, Странный Томас, полностью понимаю свою роль – утверждение, с которым я мог бы поспорить в любом другом случае. Она говорит Джоли, что я один из тех странников из легенды, которые идут туда, где, по их ощущениям, они должны быть, и, находясь в движении, находят тех, кому необходимы, и, находя тех, кому необходимы, исполняют свою судьбу. Это звучит для меня куда более грандиозно, чем правда моей жизни, но это прикосновение мифа восхищает девочку и смягчает её грусть загадкой.

Каким-то образом Аннамария знает, что мама Джоли во время домашнего обучения давала ей много заданий на написание сочинений разного толка. Она предлагает девочке написать собственную часть истории, в которую мы недавно были вовлечены, и отправить её мне, по адресу Оззи Буна, моего друга-писателя в Пико-Мундо, так что когда я напишу свой отчёт о событиях в «Уголке Гармонии», то смогу включить туда точку зрения Джоли. Когда слышит, что я написал серию мемуаров, которые не будут опубликованы при моей жизни, если вообще когда-либо будут, Джоли возбуждается. Несмотря на то, что она может никогда не подержать в руках настоящую книгу с этой историей, только когда-нибудь копию рукописи, она приходит в восторг от такой возможности – и тот факт, что мы будем поддерживать связь, останавливает её слёзы.

Когда мы возвращаемся тем же путём, которым шли, чтобы снова присоединиться к семье, Аннамария говорит:

– Ты должна помнить одну вещь, когда будешь писать, Джоли. Чтобы история о твоём сотрудничестве с Томасом была без резких переходов, ты должна писать прямо так, какая ты есть, прямо так, как ты говоришь, прямо так, как ты думаешь, и не пытайся использовать какой-нибудь писательский стиль, потому что он не твой. Ты не видишь, зато вижу я, что ты и Томми во многом схожи. Ты, как и он настолько любишь мир, несмотря на все твои страдания, что обладаешь чем-то, что можно назвать повышенным уровнем сознательности. Ты и Томми несёте в себе такой огромный энтузиазм, что одна вещь выделяет тебя из дюжины других, твой разум здесь, и там, и также там в одно и то же время, но ты никогда не рассеиваешься, ты всё равно сосредоточена. Обрати внимание, мир хаотичен. Когда будешь писать, держи это слово в голове, и тогда твои слова и слова Томми сольются. Будь частью мира и внутри мира, и над миром одновременно. Будь собой, и только собой, что значит, будь собой и всеми людьми, которых ты любила, и тогда Томми всегда будет с тобой, как, я знаю, ты всегда будешь с ним.

Аннамарию, кажется, не интересует высушивание моих слёз.

Несмотря на прохладу, никто не хочет собираться и заканчивать, но всё равно всё подходит к концу.

Вернувшись в Дом №7, я принимаю продолжительный горячий душ, не смотря на то, что уже делал это ранее, между тем, как покинул дом Хискотта и вернулся, чтобы спалить его.

Рафаэль остаётся на ночь со мной, а Бу уходит туда, куда ему надо. Хорошая собака – это удобно. Золотистый ретривер утешает меня, и, возможно, Бу утешает кого-то в месте, которое я не могу представить. Я оставляю лампу включённой, но не сплю.

Когда просыпаюсь незадолго до рассвета, то лежу, слушая храп Рафаэля, и обнаруживаю, что размышляю о том, что значит быть падшим. Мы падшие в этом испорченном мире, и одна вещь, которая приходит мне в голову – после тысяч лет, в течение которых мы размышляем о падших ангелах, мы думаем о них так, как делали это всегда: агенты, напускающие на Землю страдания. Но мироздание в его необъятности – гармонично, и что относится к одному его концу, то относится и к другим. Несомненно, страдания, как и счастье, и надежда, проходят через пространство всех звёзд. Артефакты пришельцев, хранящиеся в Форт-Уиверне, имеют внеземное происхождение, но, возможно, они в то же самое время являются частью античной истории человечества.

Я ещё раз принимаю душ на восходе, а после этого принимаю звонок от Эда. Он подтвердил ранее, что будет поддерживать связь с Джоли и будет её секретным другом, но он больше не позволит ей пройти через последнюю пару стальных дверей, в Уиверн. Мы прощаемся. Его последние слова, обращённые ко мне:

– Живи долго и успешно.

Мои к нему: