Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина

– Кажется, здесь, – сказала Ива, пересаживаясь на кровать.

– Та–ак… – Адмирал подвинул к себе контактную доску. – Ладно. Алло! Мозер! Где ты?

– Я, сэр! – радостно отозвался флаг–адъютант.

– Ты вот что… Там у вахты Кендалл завалялся самогон. Давай бегом к ним. Подойди к этому пацаненку, как его…

– Кристоф Бульон, – нехотя подсказала Ива.

– Навигатор Бульон, не забудешь, фамилия редкая. И скажи, что с начальством положено делиться. Пригрози конфискацией, и через полчаса чтоб у меня был литр!

– А не много вам? – поинтересовался Мозер тоном опытного денщика.

– Застр–р–релю! – прорычал адмирал, и флаг–адъютант мгновенно исчез с монитора.

– Ты, – сказал Рашен, оборачиваясь к Иве. – Ты мне понадобишься часов примерно через двадцать. Иди пока отдыхай, люби своего русского и скажи ему, чтобы не переживал. Все устроится. Я тебя потом вызову, будем вместе думать, рисовать всякие схемки и графики. И спасибо тебе, Кенди.

– За что… – скромно потупилась Ива.

– Есть за что, – отрезал адмирал. – Да, встретишь Линду, скажи ей, что она сука, но я ее все равно люблю.

– Ай–ай, сэр! – отрапортовала Ива и поспешила выскочить за дверь, пока адмирал не нагрузил ее еще какими–нибудь деликатными поручениями.

В коридоре на полу сидела Линда. Глаза у психолога были опухшие.

– Ну? – спросила она.

– Воюем! – радостно ответила Ива.

– Хреново, – сказала Линда. – А я еще надеялась когда–нибудь родить. Теперь уж точно не успею.

– Ты чего? – удивилась Ива. – Все будет ОК. Это же Рашен.

– Дурочка, – вздохнула Линда сочувственно. – Тебе бы только летать и стрелять. Мало тебе одного Пурпурного Сердца, захотелось еще и урну с крышкой.

– Это как понимать? – Ива агрессивно уперла руки в бока. – А кто меня агитировал выводить патрона из депрессии?

– Я думала, он умный и сдаваться пойдет, – ответила Линда. – Все к этому и шло. А ты, подруга, выходит, перестаралась. Ну куда мы со своими двадцатью скороварками против целых трех планет?

– Может, «Тушканчик» и скороварка, но у него лучший в Солнечной экипаж, – парировала Ива. – А за остальных ты не беспокойся. Наше дело выжить для начала, а потом восстановить справедливость. И шла бы ты подальше со своими пораженческими настроениями.

– Сама ты иди, – вяло сказала Линда. – Е…сь, пока дают.

Ива присела на корточки, взяла Линду обеими руками за горячие щеки и повернула лицом к себе.

– Что–то случилось? – спросила она мягко.

– Да нет, – вздохнула Линда. – По–моему, в моей жизни уже никогда не случится ничего. Знаешь, подруга, мне все до такой степени надоело… Пятнадцать лет я на флоте, а все ради чего?

– Может, ради того, что тебя здесь все любят, – предположила Ива. – Ради того, что весь «Тушканчик» прошел через твой кабинет и всем после этого стало легче. Думаешь, это хоть кто–то забыл?

– Он в моем кабинете не был, – прошептала Линда. – А когда ему стало плохо, я не смогла к нему прийти… Вот, тебя уговорила.

– Он уже был в порядке, – возразила Ива, а сама подумала: «Вот это да! Я просто слепая…»

– Ты даже не понимаешь, как ему это было нужно, – слабо улыбнулась Линда. – Чтобы пришла женщина и ничего ему не говорила. А только слушала. Ты все сделала отлично. Просто…

– Ты бы справилась в сто раз лучше меня.

– Да нет же! – Линда отвернулась к стене, и Ива заметила, что у нее дрожит щека. – Мне нельзя, понимаешь? То есть я могла бы, но… Нам профессиональная этика запрещает работать с близкими людьми. Только в крайних случаях. Но если бы я сделала это, мне бы потом нельзя было остаться с ним рядом. Трудно объяснить, но это так.

– Слушай, ты извини, но… А ты что, не пыталась ему ничего сказать? Ну, в смысле…

– Милая Кенди, что ты обо мне знаешь… – сказала Линда шепотом. – Хотя, наверное, теперь это все уже не важно. Нас все равно скоро не станет, так пусть хоть кто–то… Я ведь начинала летать как десантник, Кенди. Связист десантно–штурмового батальона.

– Что? – не поверила Ива.

– Мы как раз приехали из училища в Орли, – голос Линды стал звонок и сух, она выговаривала слова, будто не слыша их, как автомат. – Готовились к погрузке. А там же город, мы ходили в увольнение. И я поцапалась с одной из наших центровых из–за мужика. И мужик–то был дерьмо, вот что обидно… В казарме скандал как–то разросся, вспомнили, что я вообще слишком умная, и так далее. Честно говоря, давно я нарывалась. И самооценка у меня была тогда о–го–го. Знаешь, я ведь могла пробить человеку висок одним пальцем. Но когда против тебя целый взвод… Короче говоря, они меня изнасиловали всей казармой. Дождутся, пока я в себя приду, – и снова… Знаешь, как это, когда женщины?.. Наша подружка Марго хорошо знала. Ее в последнее время даже гипноз не спасал. Каждую ночь во сне видела, как отказывается лизать, а в нее за это ножку от стула…

Ива крепко зажмурилась, изо всех сил пытаясь не представить себе, как это может быть.

– Алекс в ту ночь стоял дежурным по базе, – продолжала Линда. – Пошел в обход и вынул меня из петли. Сделал так, что весь наш взвод загремел на каторгу. А сам приходил ко мне в больницу. И говорил со мной, говорил, как грамотный психотерапевт. Талант у него, наверное. Это сейчас ему не нужно, а раньше он, ты же помнишь, влюблял в себя людей за секунду, одним взглядом…

Ива согласно кивнула. Рашен сильно изменился за последние годы, но до сих пор ему все прощалось за то, что когда–то он был лучше всех.

– Знаешь, – сказала Линда, – мне ведь по всем раскладам положено было его возненавидеть, он же видел, что со мной сделали… А я глядела на него, как собачонка, и все хотела, чтобы он меня погладил. У него глаза такие были… Если бы не он, я бы точно с ума сошла. Но он меня вытащил. Вот сюда. Вот такую, какая я есть. А теперь все рушится… Ни малейшей надежды. Они ведь угробят нас, Кенди! – простонала Линда и наконец разрыдалась.

Две женщины сидели на полу у стены, обнявшись, и горько плакали. Мимо них, воровато озираясь, пробежал на цыпочках флаг–адъютант Мозер, прижимая к груди десятилитровую канистру с самогоном.

* * *

Кресла в салоне адмиральского катера были глубокие и мягкие, как на прогулочном судне. Усевшись, Рашен положил ногу на ногу, скрестил руки на груди и принял неприступный вид. Эссекс и Боровский за его спиной о чем–то переговаривались громким шепотом.

– Жду команду на старт, – доложил Мозер.

– Poyehali, – бросил Рашен.

Мозер с небрежностью опытного пилота хлопнул ладонью по «доске». Стартовые электромагниты оттолкнули катер от стыковочного узла, и суденышко выпрыгнуло из глубокой пазухи на борту «Тушканчика». Мозер дал тягу, перегрузка возросла.