Альтер эво - Анастасия Александровна Иванова
У бомжа нет одной руки. И половины лица. На месте щеки, одного глаза и уха – ярко-розовая, словно резиновая, туго натянутая кожа без морщин, без единой складочки. Вся остальная голова бездомного заросла грязными спутанными космами, где там заканчивается шевелюра и начинается борода – непонятно, но эта часть лица осталась гладкой и глянцевой. Видимо, ожог.
То, что происходит в районе без покрытия – остается в районе без покрытия. И на эти прискорбные инциденты страховка не распространяется.
Майя помнит, как в самом начале, когда систему пожизненного государственного кредитования еще только вводили, некоторые пробовали прорваться в тот же молл и сделать вид, что пострадали именно там, в зоне действия страховки. Прозрачность свела такие попытки на нет. А постоянное проживание в непокрытом районе уже через несколько лет работы системы стало приводить к автоматическому закрытию кредитных линий и аннулированию существующих страховок. Все, кто хотел переехать в покрытую зону, к тому времени переехали. Кто не хотел…
– Давид, а почему ты живешь здесь? – негромко спрашивает Майя, адресуясь к его спине в черной куртке.
На самом деле она решительно не понимает, как здесь можно жить в принципе. Нет, так-то вроде ничего: панельные дома из детства, железные детские площадки, то-се. Но на что жить-то? На наличные? И где же их столько взять? В мире Майи средний класс – это закредитованный класс. Работы для среднего класса мало. Да и зачем она? Ни у кого из ее знакомых не наберется больше двадцати пяти рабочих часов в неделю – лично она с зарплаты может купить продукты и одежду, накопить на ежегодный отпуск в глэмпинге и, пожалуй, прокормить небольшую собаку, ежели подобная блажь взбредет в голову. То есть, если бы не кредит, жить Майе было бы, вероятно, негде.
Давид останавливается прямо напротив парадной узкой серой многоэтажки и с полуулыбкой разворачивается:
– Квартплата низкая.
Майя непроизвольно оглядывается. Почти рассвело, и ветер гоняет по узкой улице парочку прозрачных полиэтиленовых пакетов. Деревья вокруг высокие, старые и неухоженные, а дома, частично скрытые за их рядами, приводят на ум чагу – грубые черные наросты, уродующие стройный березовый ствол. Прямо у дверей парадной валяется большая зеленая пластиковая бутылка из-под газировки с проплавленной сигаретой дырой в боку.
– Оправданно низкая, согласен, – отвечает на неозвученную реплику Давид. – Но знала бы ты, какой тут экологически чистый воздух. Когда асфальтовый завод не работает, конечно.
– Нет, серьезно. – Майя пытается сформулировать вопрос как-нибудь необидно: – Ты ведь работаешь в молле. Ладно, здесь нет этого твоего мистического пузыря, прекрасно, но в остальном – разве лучше?
Давид трет щеку тыльной стороной пальцев.
– Знаешь, мой отец всегда отказывался от любых предложений. Вообще, по жизни. А уж если их делают банки, супермаркеты и сотовые операторы – тогда и тем более, тысячу раз нет. Считал, что раз тебе кто-то что-то предлагает – значит, пронюхал какую-то свою выгоду и хочет, чтобы ты ему ее обеспечил.
Майя понимающе кивает:
– Где он сейчас?
– Уехал с матерью на Дальний Восток. Там до сих пор огромные территории без покрытия остаются. Ходи себе на медведя с рогатиной, сколько душа пожелает.
– Так ты, значит, в него? – Майя впервые почти возвращает Давиду его же собственную улыбку, широкую, открытую и веселую.
– Не, я в матушку, – качает головой тот. – Ее просто торговые центры всегда раздражали.
В этот момент окно над ними распахивается, оттуда наполовину высовывается человек и, ничуть не стесняясь третьего этажа и раннего часа, кричит:
– Давид, елы-палы, так и будешь там торчать, что ли? Трубы горят!
Давид с ухмылкой машет половине человека рукой:
– Иду, иду, не голоси.
Потом подходит к железной двери со старой кодовой кнопочной панелью пять на два (от кнопок остались одни лишь обгрызенные пеньки, как от зубов, на которые дантист собирается ставить коронки). С силой дергает за ручку, отчего дверь с грохотом распахивается, и оборачивается к Майе:
– Идем, подруга. За этой дверью начинаются приключения.
Через полчаса Майя сидит на кухне, похожей на ее собственную, как капля воды на каплю мазута. Здесь нет ничего нового, ничего чистого и ничего первоначального цвета. Вся кухонная утварь, а также стены и потолок покрыты желтящим слоем жирной копоти.
Человека, который здесь живет, зовут Лёха, и сейчас он стоит под форточкой и с наслаждением курит уже третью сигарету из принесенной ему Давидом пачки. Кухонька крохотная, и дым заволакивает ее почти полностью, Майя начинает задыхаться. В молле курят единицы – это кошмарно сказывается на кредитоспособности. Но момент для возражений явно неподходящий.
Давид с угрюмым видом стоит, прислонившись задом к разделочному столу:
– Что ж ты сразу не сказал?
– Да я сам не знал, брат. – На лице у Лёхи написана полнейшая искренность, но Майина работа учит ее не доверять всему, что написано на лицах. – Ща утром встаю, дай, думаю, позвоню перед работой – а нет их.
Только что выяснилось, что людей, которые по задумке Давида могли им помочь, сегодня ночью куда-то увезли. Тощий, небритый, облаченный в синие спортивные штаны и черную футболку с портретом Честера Беннингтона Лёха выглядит как шпрот. Чистосердечен ли этот шпрот – непонятно, и, судя по всему, теперь уже без разницы.
– Что значит – увезли? Кто увез?
Лёха с досадливым видом поворачивает к ней голову. Майе все равно. Ей плевать, что такие вопросы с головой выдают полнейшее невежество жительницы молла – она одушевленный предмет и хочет знать, в чем дело.
Отвечает, не глядя на нее, Давид:
– Здесь такое случается. В молле же ИИ-полиция. Люди-полицейские там другие, вежливые. Помогают гражданам искать пропавших котов, решают споры между соседями – я так слышал. – На этом месте Лёха то ли фыркает, то ли кашляет и жадно затягивается снова. – А здесь пожестче.
– Ага, точно, пожестче, – подхватывает Лёха с многоопытным видом. – За такое дело, как кредитные махинации… В общем, братцев Нефедовых вам в ближайшее время ждать обратно не стоит, я так скажу.
– Хреново, – угрюмо бросает Давид.
– Хреново, – соглашается Лёха. – С ними можно было дела делать. У них кто-то в банковской системе работал, и в наблюдении еще кто-то был. С другой стороны, младшенький-то совсем ведь отмороженный. Чуть что, на людей кидался. Так что, может, оно и к лучшему.
– А
