Блудницы Вавилона (СИ) - Уотсон Иэн

— Осторожнее, друг мой. Кто знает, не стоит ли по ту сторону стены Ирра?

— Или Неттичин.

— Насчет Неттичина не тревожьтесь.

— Вы с Фессанией что-то планируете? — шепотом спросил Алекс. — Перенесете ее в безопасное место? Или она родит в саду, невидимо и неслышно для всех? И никто ни о чем не догадается, пока ребенок не подаст голос? Она попросила вас о помощи? Какой?

— Легче украсть кучу золота, чем сделать то, что вы предлагаете. Я не стану вам отвечать.

— Послушайте, Музи догадался. Ну, о нас с Фессанией. Только ей не говорите, ладно? У него и вы на подозрении, так что имейте в виду.

— Я уже заметил. Алекс, вы слишком много думаете. Избыточное мышление иногда порождает иллюзии.

— То есть Фес передала вам наш разговор в колеснице? Гупта вскинул бровь.

— Боюсь, если вы и сказали ей нечто важное, оно не дошло до ее сознания. У Фессании, знаете ли, и других забот хватает. Куда более неотложных и обременительных. И они давят на нее не извне, а изнутри. Так, значит, вас не беспокоит ни кража, ни приближающиеся роды?

— Нет. Выслушайте меня и не перебивайте. Вы слышали об Институте будущего в Эвристике, штат Аризона, Америка?

— А теперь помолчите. — Гупта зажмурился и пару минут простоял не дыша. Потом открыл глаза. — У меня такое чувство, что когда-то я об этом знал. До того, как мы с вами стали вавилонянами. Да, определенно знал.

— Но теперь не знаете?

— Невидимый человек взаимодействует с миром. Он не маячит силуэтом на горизонте.

— Как вас понимать?

— Понимайте так, что вы стоите на горизонте. Вы как бы видите обе долины. Первая — это то, что было до нашего рождения, вторая — наша нынешняя жизнь. То, что вы предполагаете, ужасно. Ха-ха! Конечно, я могу быть невидимым, если под этим понимать маскировку какой-то части модели. И, конечно, я мог украсть золото невидимым способом. Если так, то я невидим и сам для себя. Я не знаю, кто я такой.

— Однажды, когда мы еще жили у Камберчаняна, я смотрел в греческом театре пьесу Еврипида об Андромеде. И там у Андромеды такие слова:

Подобно той Елене, настоящей, Что Трои не видала никогда, За призраком которой корабли В тщете носились, волны рассекая. За призраком, что так любил Приам, Видением, ниспосланным богами, Чтоб разума навек лишить мужей.

Есть одна старинная легенда, — продолжал Алекс, — согласно которой настоящая Елена вовсе и не уезжала в Трою. Она уплыла куда-то еще — на какой-то другой остров или в Египет, не знаю — и там спряталась. Вместо нее в Трою отправился двойник. Фантом, как говорит Еврипид.

Гупта хлопнул себя по лбу.

— То есть мы здесь не настоящие? Мы — двойники? Двойник Алекса? Двойник Гупты? Мы возникли здесь, и наша память позаимствована у других людей?

— Да, здесь все — elektronik klones, созданные tekhne…

— Elektronik? Это сколько же надо тереть янтарь!

— Нет, elektronik — это нечто подобное молнии и… и… тьфу! — Он с отчаянием понял, что не может ничего объяснить Гупте. — Думаю, эта tekhne будущего способна копировать сознание человека, его мысли, память. И не одного человека, а многих. Вавилон — котел, где мы все варимся.

— Почему же я ничего такого не помню?

— Потому что после того, как мы стали вавилонянами, функционирующими единицами, часть нашей изначальной памяти была стерта. Как надпись на восковой дощечке. Им были нужны модели человеческого поведения. Поведение возникает на основании жизненного опыта. Вначале мы должны были помнить, кто мы есть на самом деле. Теперь, когда мы пробыли в Вавилоне достаточно долго, пережили много событий, приобрели необходимый опыт, пряжа, из которой сплетается личность, перемотана на новую бобину. — Алекс вздохнул. — Бобины! Я не могу объяснить это по-другому, только на греческом, и получается неуклюже. Haanglikax бы сказал… — Он осекся, с ужасом осознав, что вместо английского в его голове роятся лишь отдельные слова. Слов было много, да. И не только самые обиходные. В памяти мелькали такие слова, как «ядерный», «компьютер», «винтовка», «Иисус» и «Дэвид Копперфильд», «социология» и «выпускник». Куча слов. Только вот они никак не соединялись. В его распоряжении не было синтаксиса, чтобы расставить слова в правильном порядке.

— Я забыл родной язык, — растерянно пробормотал он.

— Я… тоже. Может быть, из-за hypnos? Нас погружали в hypnos в Вавилонской башне, когда мы учили там вавилонский. И занимались этим никакие не призраки, а люди из плоти и крови! — Гупта нахмурился. — Из плоти и крови… гм… Не вполне согласуется с моей философией, что вселенная есть лишь иллюзорный занавес, сплетаемый временем из ткани энергии. Становится ли ложная Елена — elektronik аватара — менее реальной в силу лишь того, что представляет собой энергию, заключенную в некоей tekhne? Ведь и настоящая Елена не более чем энергетическая модель.

— Нашу дилемму это не решает.

— Мне нужно как следует все обдумать. Предаться медитации.

— А мне надо доставить домой бочку с водой.

— Да. И запаситесь водой для родов.

— Здесь вода из канала.

— Ничего страшного. Ее нужно лишь вскипятить.

— Время еще есть. Недель пять, а то и шесть.

— Если только доктор Кассандр не решит пустить в ход свой острый нож.

— И что же, вы ничем ей не поможете?

— Помогу. Йогой.

— Что толку от йоги, если Кассандр все равно ее разрежет?

Гупта вдруг перешел на другой тон.

— Конечно, альтернатива есть, — оживился он. — Можно дать настой, который вызовет преждевременные схватки, и тогда ребенок не успеет достигнуть опасных для матери размеров. Фессания хочет, чтобы я добыл для нее настой спорыньи. Я пока сопротивляюсь. Спорынья вызывает галлюцинации. Фессании понадобилась бы очень сильная доза. Ну вот, я все вам рассказал и заслужил прощение.

— Мы, призраки, должны держаться вместе, так?

— Гм… Насколько ж легче — даже приятнее! — разговаривать о родах и спорынье, ножах и канальной воде, чем о других делах. Однако боль, претерпеваемая призраками, для призраков вполне реальна. Как и смерть.

В этот момент в конце улицы появился конный македонский солдат. Доскакав до ворот дома Гибила, он натянул поводья и кликнул Неттичина.

Алекс потащил бочку.

Вечером, после молитвы, Музи сделал объявление.

— Слушайте все. Сегодня я получил послание из дворца. Меня пригласили поохотиться с царем. Через две недели. Александр чувствует себя хорошо и жаждет видеть пролитую кровь. Отправимся в заповедник, устроим лагерь возле Олимпийского источника. Со мной поедут царь, генерал Пердикка и Антипатр. И еще солдаты и слуги. Я возьму с собой Ирру и Нетти, но мне нужен будет еще и раб, если супруга не против. Для пущей важности. Вопрос престижа. — Музи посмотрел на Алекса. — Ты, парень, единственный домашний раб.

— Какая честь, Музи! — воскликнула Фессания. — Я так тобой горжусь. Конечно, надо ехать. И, конечно, ты должен взять с собой Алекса.

— Я и не собираюсь отказываться и рад, что ты отпускаешь его. — Музи положил руку на глиняного воина с псиной головой. — Обещаю тебе перед нашим богом, что с ним ничего не случится.

Ничего не случится? А что может случиться? Чего стоит опасаться? Разъяренной львицы? Копья в спину? Нет, Музи же дал слово чести.

Фессания наверняка рада нескольким дням свободы. Может быть, думает о Гупте и обещанном им настое спорыньи. Может быть, вернувшись с охоты, они узнают, что ребенок уже родился, а нож Кассандра так и не понадобился. Или обнаружат, что Фессания отравлена, а ребенок умер.

Ребенок… Продукт двух призраков, произведших на свет третьего, столь же реального и живого, как и они сами. У детей Вавилона не будет оригиналов, они не будут чьими-то копиями или klones. Какими они станут, когда вырастут? Обретут ли подлинную индивидуальность — с талантами, причудами, пороками? Или будут чем-то вроде зомби? Может быть, они научатся прекрасно выживать — души, возникшие из ничего, как и сама вселенная. Их поведение может стать примером того, как преступить пределы пустоты, в которую канули все предыдущие цивилизации. Может быть, они станут образцовыми людьми, достигнут новой эволюционной стадии, недоступной меняющемуся лишь биологически человеку.