Лента Ососкова - История вторая: Самый маленький офицер

Тяготы дипломатических передряг не искупил вчерашний, с русским размахом отпразднованный День Победы — с парадом, речами и вечерними посиделками в номере у князя. Потому что после праздника ещё тяжелее было с утра тащиться в посольство…

От всех этих мыслей полковнику захотелось найти где-нибудь в небе луну и немного на неё повыть. Особенно оттого, что в комнате за стеклянной дверью на диване сидел и разговаривал по телефону его ординарец. Говорил, а в то же время одной рукой, морщась и шипя, смазывал рану у загривка — след меткого выстрела снайпера из местной радикальной группировки, которую сам ординарец окрестил «Клубом Малоизвестных Пацифистов», хотя как на самом деле расшифровывалась аббревиатура КМП ни ординарец, ни офицер не знали.

— Си-иф! — позвал полковник, обернувшись через плечо. — Если это Кром, то дай сюда!

Ординарец перестал смазывать, прикрыл рукой трубку и возмутился:

— А можно я про Кота спрошу?!

В свои пятнадцать лет, ординарец позволял себе иногда похамить обожаемому командиру. Впрочем, в относительно вежливых пределах и по поводу. На этот раз поводом стал кот по имени Кот, оставшийся в Москве скучать по этой отчаянной семейке «Заболотин и Сиф». Вадим Кром, друг Заболотина, ежевечерне делал крюк, возвращаясь с работы, и заходил кормить «наглого огромного зверя»; доля истины в добродушном ворчании Крома была: Кот действительно хвастал нетипичными для домашних кошек размерами — по колено в холке, по пояс в длину, если считать без хвоста. А ещё Кот, разумеется, обладал совершенно не заниженным самомнением, хитрым умом и обаятельным коронным видом «Покорми-ите голодного котёнка…»

В общем, Вадиму было нескучно, а вот сам зверь действительно тосковал по хозяевам.

— Сиф, ну дай ты трубку! — во второй раз попросил Заболотин, добавляя в голос армейской стали. На этот раз Сиф решил послушать беспрекословно, и уже вскоре допрос с пристрастием на тему: «Ты котёнка не оставил умирать с голоду?» был повторен уже полковником.

Где-то ближе к концу допрос преврался вежливым вопросом появившегося рядом Сифа:

— Ваше высокородие, а можно я прогуляюсь с Тилем?

Заболотин пообещал Вадиму перезвонить и, отложив телефон, медленно проговаривая слова, спросил:

— Ты… в своём уме?! — он ещё раз оглядел одетого в гавайскую рубашку и бежевые бриджи ординарца и вывел: — В своём. Чужой ум был бы… просто был бы.

— Так можно я уйду гулять с Тилем? — стараясь, чтобы голос звучал бесстрастно, повторил вопрос Сиф.

Заболотин долгое время не находил, что ответить, затем молча махнул рукой. У него не было сил спорить с мальчиком, упрямством ничуть не уступающим ему самому.

— Вали хоть до утра, — вяло разрешил он уже в спину Сифа. — У меня нет желания с тобой припираться.

— Да я часа на два! — излишне поспешно откликнулся юный фельдфебель, боясь, что командир передумает. — Всё равно про утро вы вряд ли всерьёз…

— Бегом марш! Через два с половиной часа начинаю волноваться! — окончил разговор Заболотин, не скрывая улыбки. В конце концов, пусть погуляет мальчик. Если он не в офицерской форме, значит, ему это тоже всё до смерти надоело и хочется развеяться. В таком случае — почему бы и нет?

Примерно таким путём Заболотин-Забольский старательно себя убеждал минут пять, что поступил правильно, но внутри всё равно колом вставало недоверие к этому Тилю. Непредсказуемый, наглый, со странностями — в общем, Шакал, каким мог вырасти и Сиф. Шакалы — кучка детей, возомнивших, что единственное достойное занятие на войне — убивать всех без разбора.

Впрочем, ничего уже было не поменять, потому что Сиф в это время бодрым шагом спешил в сторону трамвайной остановки. А ещё через десять минут он вместе с Тилем шагал по какому-то переулку, разглядывая восьмиэтажки по обеим сторонам.

— Ты уверен? — вновь жалобно спросил Тиль.

— Я ответил уже раз так сотню! — унимая своё волнение, заверил мальчик. — Только умоляю, не забудь!

— … Что тебя зовут Спец, и что ты хиппи, — тихо пробормотал Тиль, послушно кивая. Может, он и казался другим людям слегка неадекватным, но прекрасно понимал: от его действий и слов зависит судьба идущего рядом с ним мальчика. Если Хамелеон поверит, что Спец — это просто малолетний хиппи, то всё хорошо. Если же он каким-то чутьём сумеет связать этого Спеца с юным офицером русской Лейб-гвардии Иосифом Бородиным, то обоим друзьям грозит нешуточная опасность. Тиль не хотел об этом думать, но понимал, что Леон может легко убить любого, кого посчитает опасным для КМП.

Друзья, взглядами подбадривая друг друга, спустились в полуподвальное кафе, и в помещении сразу же наступила тишина.

— Тиль привёл к нам новенького? — стоящий за стойкой человек затушил сигарету и вышел навстречу. У него был хриплый, будто бы с мурлыкающими интонациями голос, цепкий взгляд и прищур снайпера. Сердце Сифа сделало кульбит, словно он находился на линии огня. Неприятно заныла под бинтами спина.

— Хамелеон, это Спец, — объявил Тиль, с уважением наклоняя голову в знак приветствия. — Мой друг и хиппи.

Кто-то захохотал, и Сиф стремительно обернулся на звук.

— Что случилось? — он нашарил взглядом всё ещё хохочущего мужчину, и добавил, дерзко повысив голос: — Повтори анекдот, посмеёмся вместе!

И замолчал, радуясь, что говорит по-забольски без акцента. Остальные, впрочем, тоже напряжённо замолчали.

— Разве хиппи не пацифисты? — как-то неуверенно хохотнул всё тот же мужчина с чёрной щетиной и крашенными в красный короткими волосами.

— А кого отпацифиздить? — немедленно отозвался Сиф. — Это я мигом. Я по этому спец!

— Правда? — глотая часть гласных, спросил Хамелеон.

— Я по всему спец, потому что меня Спецом зовут, — Сиф почувствовал, что с этими людьми лучше играть маленького петушка. На него уже многие глядели со снисходительным одобрением.

— Но ведь хиппи против насилия, — словно охотник, загнавший зверя в ловушку и теперь наслаждающийся видом, сообщил Хамелеон.

Не верит? Это ожидалось.

— А кто здесь говорит о насилии? Но если человек не может достичь гармонии, а может сильно навредить другим, то…

— То ему можно помочь добраться до гармонии левой в челюсть? — уже без прежнего ехидства усмехнулся крашеный мужчина.

— То его можно только пожалеть, дети мои, — возвёл очи к потолку Сиф, сложив руки на животе на манер англиканского священника.

После этого недоверие в глазах Хамелеона не исчезло окончательно, но он слегка кивнул, показывая, что принимает мальчика на некий испытательный срок.

Тиль, заметно напрягшийся в начале разговора, расслабился и присел за первый попавшийся столик с совершенно измученным видом: