Богдан Петецкий - Зоны нейтрализации

Я знал этот город. Может быть, не этот. Но такой же город.

Тот же цветущий луг. Без следа линий передач, дорог, коммуникаций. Расстилающийся до подножий гигантских, перевернутых вверх острием конусов, овальных, но невероятно вытянутых башен, опоясанный низкими горами, словно бы связанными лучами с верхушками воздушных конструкций. Город был мастерски вкомпонован в пейзаж. Луг, словно на изображении, продемонстрированном в подземельях, проходил под ним, оплывая точечные фундаменты зданий, и убегал широким ковром дальше, ничего не утрачивая от своей сочной буйности и свежести красок.

И все же это был другой город. Фильм, если программу, заложенную в проекторы, оставленные на втором спутнике, можно назвать фильмом, был выполнен приблизительно в том же ракурсе, в котором теперь «смотрели» фотонные объективы «Кварка». Но тот город был больше, его башни и конусы вздымались выше, больше дорог, напоминающих фантастически перепутанный карнавальный серпантин, соединяло их. Разумеется, я не рассчитывал, что отыщу оригинал изображения, выбранного обитателями планеты для демонстрации своей цивилизации. Впрочем, мне это было и ни к чему.

Казалось очевидным, что развиты только два вида коммуникаций: подземная и воздушная. Какие-нибудь гравитационные линии и тому подобное. Меньше об этом. Достаточно того, что они обладали такими возможностями. С моей стороны было бы верхом наивности разыскивать город, в котором они держали Устера. Даже если бы я наткнулся на него, благодаря какому-либо невероятному стечению обстоятельств, могли бы пройти годы. Планета-то размерами примерно с Марс.

Нет. Они должны сами доставить его сюда, туда, где я совершил посадку. Воздушными линиями они, очевидно, не захотят воспользоваться. Во время двух оборотов вокруг планеты я ни разу не обнаружил ни намека на летательные аппараты. Притаились. Впрочем, не мое дело, как они это сделают.

В одном я был уверен: я имел дело с интегрированным обществом. Даже если в своей космической экспансии они до сих пор не переступили порога собственной планетной системы, то хотя бы даже из факта освоения соседних планет вытекает правда об их социальной динамике. На такое не способна ни одна раса, конфликтующая или внутренне разделенная. А поскольку так, то связь с местом, в котором содержится Устер, будет только вопросом времени. Разумеется, если он жив. Если же окажется иначе...

Об этом я предпочитал не думать. Пока.

Я не спеша поднялся и направился к шлюзовой камере. Все было приготовлено еще до отлета с орбиты Девятой. Один ручной лазерный генератор и головизионный проектор с полным контактным снаряжением. Весили они, наверно, с десяток килограмм, но я поместил их на тележке для кислородных баллонов. По крайней мере, он мне здесь не был необходим. Ни один датчик в шлюзе не возражал против выхода. Над верхним краем люка светилась надпись: Земля. Вот как легко обмануть автоматы. Немножко гелия, немножко аргона, чуточку углекислого газа, примерно половину кислорода – и сразу же: «Земля». Но автомат принимал во внимание лишь пригодность воздушной смеси для дыхательных органов человека. А атмосфера здесь, надо признать, была несравненно лучше, чем на нашей старушке-матери.

Крышка люка откинулась с пронзительным визгом. Не желая даже на долю секунды терять из поля зрения город и прилегающую к нему равнину, я повернулся спиной к перекладинам. Люк находился прямо возле носа, а в ракете было пятьдесят шесть метров высоты. Считая вместе с лапами, которыми она уперлась в грунт

Платформа остановилась. Послышалось тихое сопение пневматических амортизаторов. Я не почувствовал толчка. Я стоял на поверхности Третьей планеты системы Альфа Центавра. Еще не совсем. Еще чувствуя под ногами стальные конструкции земного корабля. Крохотную, овальную плиту лифта. Словно меня зачаровал этот кусок металла, или же присосал мои подошвы магнитным полем. Я не надевал вакуум-скафандра. Здесь в нем не было необходимости. На всякий случай взял только шлем с полным снаряжением.

Почва была рядом. Выжженная до цвета кости земля белела в сантиметре от носков моих ботинок. И все же, когда я, наконец, решился покинуть платформу, я высоко поднял ногу, словно переступая незримый порог.

Теперь уже я шел, не останавливаясь, пока почва, которую я попирал, не начала менять цвет, белизна стала светло-коричневой, потом вмешались фиолетовые тона, наконец стали попадаться обгорелые, но уцелевшие остатки растений. Я вошел в высокую траву. Круг мертвой земли, покрытый мелкой, белой пылью, всем, что осталось от цветущего луга, пораженного огнем дюз идущей на посадку ракеты, остался позади меня.

Я прошел уже больше километра, все время нацеливаясь на фундамент ближайшего ко мне здания и ни разу не оглянувшись. Воздушные эстакады, оплетающие перепутавшимися змеями башни города, давно разрослись до размеров того туннеля, которого придерживался «Фобос» в пасти сателлитарной базы. Подвижные «жуки», как мы их окрестили, достигли величины земных жиробусов. Выпуклые стены первых конструкций уходили круто вверх, мне приходилось задирать голову, чтобы достичь взглядом их крыш.

Здесь я остановился. Неторопливо скинул с плеч рюкзак и установил на траве стояк рефлектора голографической аппаратуры. Расправил его полукруглые крылья и закрепил магнитными лентами. Проверил питание. Потом отошел на несколько шагов, таща за собой кабель проектора. Сам аппарат поставил на траву, на расстоянии руки.

И тут в пейзаже города произошло изменение. Сперва я не мог понять, в чем дело. Однако долго этого жать не пришлось.

Ажурные террасы, словно подвешенные в воздухе на несуществующих цепях, крутые спирали и змеи дорог, все это неожиданно опустело. Еще несколько секунд, еще мелькали на входах боковых веток вытянутые силуэты запоздалых «жуков» – и живой, пульсирующий движением организм города на моих глазах превратился в увеличенный до абсурдных размеров мертвый макет, отражающий воззрения группы авангардистов-урбанистов.

Во время всего полета и уже позднее, когда я метр за метром прижался к подножию комплекса небоскребов, мне даже в голову не приходило, что кто-то выйдет мне навстречу. Однако я не рассчитывал, что они начнут разбегаться при моем приближении. Не хватает только того, чтобы они полностью покинули город, вроде того, как они обошлись со вторым спутником, опоганенным пришельцами с Земли.

А может быть, именно такой выход диктует им принятый и обязательный обычай, этика их расы? Может быть, их общество выпестовало и взлелеяло у себя закон, являющийся своего рода пародией на наш древнеиндийский принцип непротивления злу? Закон, настолько укоренившийся за многие столетия, что им даже в голову не может прийти, что этим законом можно пренебречь, даже тогда, когда зло это, как они, вероятно, считают, угрожает всей их цивилизации?