Константин Вронский - Черная богиня

Павел сглотнул комок в горле.

— Этим юношей были вы, Домбоно? Верховный жрец удивленно вскинул на него бездонные глаза, а затем глухо рассмеялся.

— Да что вы! Этим юношей был царь Рамфис. Он очень долго шел на поводу у жестокосердной красавицы. А потом, после рождения дочери, прозрел. Отдать гробницы предков… Нет, это страшное преступление. За это Анхашет и поплатилась жизнью.

— Вы так хорошо осведомлены об этой истории… Домбоно резко развернулся к Савельеву и схватил его за плечо.

— Еще бы! Ведь я был ее братом! И я, именно я по приказу царя вел царицу на казнь. И именно я воспитал Сикинику, я вырастил эту девочку. А вы не доверяете мне, подозреваете в том, что плету заговоры против нее. Неужели же я способен разрушить творение собственных рук?

— Но ваши творения начинают жить собственной жизнью, и это может разрушить вас, Домбоно!

— Для меня важно только благо государства! Завет царей!

Савельев долго смотрел на город.

— Я верю вам, Домбоно, — наконец, произнес он, разрывая паутину тягостного молчания. — Вы только скажите мне, какую тайну хранит от всего мира ваша непостижимая Мерое?

Домбоно решился.

— Идемте.

Шли они недолго. Всего лишь вошли в чрево сумрачной пирамиды. Домбоно зажег факел, и они двинулись подземными переходами. Наконец добрались до маленькой камеры-усыпальницы. С трудом Домбоно отодвинул тяжелую дверь и поманил Савельева внутрь.

В маленькой усыпальнице стояли два саркофага. Без золотых прибамбасов, без особых изысков древнего мира. Два белых, словно светящихся изнутри, алебастровых саркофага. Как будто там были погребены два живых солнца.

— Что это? — испуганно прошептал Савельев.

— Те гробницы предков, на которые посягала моя сестра. Я хотел давно показать их вам. Один раз в жизни кому-то объяснить тайну Мерое. — Впервые из голоса верховного жреца исчезли ледяные интонации, впервые зазвучал он почти с сердечной теплотой. — Искусство лекаря вашего друга ничуть не удивило меня, меня восхитила ваша сила, которую все вы, ну, кроме того безумца, умершей души, сумели доказать нам… Я решил подарить жизнь вашим товарищам, а вам — и жизнь, и тайну.

— Что это за саркофаги, Домбоно? — негромко спросил Савельев.

Домбоно расправил широкие плечи.

— Один из них принадлежит египетскому фараону, в вашем мире известному под именем Эхнатон. Готовы ли вы выслушать меня?

Савельев с замиранием сердца молча кивнул головой.

— Уже в первые годы своего царствования, — начал рассказ Домбоно, — Эхнатон выступил против существовавшей в то время в Египте религии, основанной на многобожии. С помощью своей супруги-мероитки Нефертити он стал пропагандировать учение о едином и истинном солнечном боге, который стоит над всеми людьми, который властвует над судьбой Земли. Впрочем, все это вам, помешанному на древней истории человечества, прекрасно известно, друг мой. Скажу только, что и Нефертити, и Эхнатон действительно видели бога Солнца. У него не было тела. Это огромный огненный шар, на который больно смотреть. Только свет… Деяния Эхнатона опережали свое время. Да! — Домбоно с шумом вытолкнул воздух из легких. Было видно, как волнуется верховный жрец. — Если бы он одержал победу над временем, не потребовалась бы спустя 1400 лет миссия Иисуса Христа в Палестине. Она была бы выполнена в наших краях и Египте намного раньше. Но… Вы сами знаете, читали, какое сопротивление встретило учение Эхнатона, — Домбоно помолчал немного, а потом с горечью произнес: — Эхнатон посмертно был предан в Египте проклятию. Даже имя его запрещалось произносить вслух. Время правления Эхнатона было вычеркнуто из анналов истории. В списке фараонов в храме Абидоса, составленном в 1200 году до нашей эры, имя его уже не значилось. Имя его прекрасной жены, мероитки Нефертити, было выскоблено на всех памятниках. Савельев поднес руку к лицу. Слишком уж много информации навалилось на него…

— Но как саркофаг Эхнатона оказался в Мерое? — наконец спросил он.

— Несмотря на то что в последние годы жизни Эхнатон отрекся от Нефертити, — вздохнул верховный жрец, — сама она не предала мужа. И предвидя бурные события в Египте, успела незаметно вывезти саркофаг с мумией Эхнатона, погрузить на корабль и по Нилу сначала, а потом и по пескам пустыни отправить в безопасное место, за пределы Египта. Саркофаг был доставлен и сокрыт на наших землях ее людьми. Из Египта же пришел караван, сопровождаемый рабами, воинами и их начальниками. Однажды ночью в полном мраке и в полном молчании саркофаг был опущен в заранее подготовленную гробницу. А люди… что люди? Они были все до одного перебиты. Нефертити осталась в Мерое. В нашей Мерое. То, что происходило во всей Нубии, нашей Мерое не касалось…

Савельев осторожно коснулся стенки алебастрового саркофага.

— Второй гроб принадлежит ей?

— Да. Сикиника — из ее рода.

Савельев грустно оглядел место последнего упокоения легендарной пары.

— А вы не боитесь, Домбоно, что после нашего возвращения в мир мы пришлем сюда военных? Пусть, мол, завоюют Мерое? И тогда грош цена всем тайнам…

— Нет, не боюсь, — Домбоно медленно покачал головой. — Вы все никогда не предадите Сикинику.

— Даже Шелученко? — недоверчиво прищурился Савельев.

— Даже он.

Савельеву стало безумно холодно и неуютно в древней гробнице.

— Домбоно, вы опять что-то замышляете! — подозрительно сощурился он. — Я повторяю, мы должны покинуть Мерое в целости и сохранности. Вы все давали честное слово.

— И я сдержу его.

Они вышли из гробницы, торопливо покинули пирамиду.

— Но зачем вы привели меня сюда? — щурясь от яркого солнечного света, спросил Савельев.

— Ваш амулет. Солнце с глазом Гора, — Домбоно пристально улыбнулся. — Я… я предлагаю вам остаться в Мерое, Павел. Здесь вы — дома.

Все оборвалось в груди Павла. Да, здесь он — дома! Но там… Там ждал холодный, сумрачный Питер, маленькая комната в коммунальной квартире. И… и все.

— Я могу подумать? — спросил он.

— У вас есть время, — развел руками Домбоно.

Мин-Ра весело предложил навестившему его Савельеву:

— Ты отнесешь меня на великие игры Мерое? Савельев хлопнул принца по плечу.

— Отнесу, приятель, только скажи, что это за игры такие?

Мин-Ра смерил Павла удивленным взглядом. Изумлению сына Солнца не было предела: этот силач не знает?! Ну и дела!

— Как, ты и не знаешь? В конце самого летнего месяца у нас проходят великие игры Мерое — состязания трубачей, пращников и метателей молотов. Мероиты танцуют древние, как жизнь, пляски. Хочешь взглянуть? Ведь хочешь? — и мальчик с надеждой заглянул в глаза Павлу. — Отнеси меня туда, пожалуйста… Мне очень страшно, ведь там будут этот проклятый Тааб и Раненсет.