Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)

Залкинд после посещения отхожего места несколько попритих и почти не высовывался — только один раз, когда рабби Копчик стал цитировать свидетельства о декрете Антиоха Эпифана, принуждающим евреев приносить свинью в жертву, назвал его слова «невежестенными домыслами», но Лайтман даже не отреагировал.

— И тем не менее, — продолжал рабби Копчик, эффектно взмахнув рукой с микрофоном, — в то же самое время в среде каббалистов развивались учения о том, что свинья вовсе не является отвратительной, а свинина чрезвычайно вкусна, и что евреи, отказываясь от свинины, делают это исключительно из послушания Всевышнему. Элиэзар бен Азария специально оговаривался, что еврей должен думать, что свинину он ел бы с удовольствием, и лишь прямой запрет Всевышнего…

— Не думать так, а только говорить в ответ на вопрос несоблюдающего, — придрался Залкинд и минуты три невозбранно ругался с телевизором, так как рабби Лайтман к тому моменту заскучал (Копчик говорил об общеизвестных вещах) и заклевал носом.

Розе пришлось полминуты громко скрипеть половицей и случайно задевать задом спинку кресла раввина, прежде чем тот очнулся.

Как раз в этот момент Копчик приступил к интересному.

— Итак, — он переложил микрофон из правой руки в левую, блеснув дорогими часами на запястье, — мы установили, что учение о кошерности, точнее, некошерности пресловутой свиньи далеко не столь однозначно, как мы его сейчас понимаем. В частности, существует влиятельная традиция, утверждающая, что ограничения, наложенные на нас Всевышним, парадоксальным образом не являются абсолютными. Все позднейшие учителя сходятся на том, что в эпоху Мошаха, после очищения мира, ограничения, налагаемые кашрутом, перестанут действовать…

— Опять предания и сказки вместо чистой Торы! Это невыносимо! — разгорячившийся Залкинд вскочил с места и бросился с кулаками на телевизор.

Роза на сей раз даже не шелохнулась: Меир, конечно, шлимазл, но всё-таки еврей, чтобы портить хорошую вещь. Так и вышло: худосочный кулачок Залкинда остановился в сантиметре от экрана.

Зато ребе всполошился, привстал в кресле и выругал Залкинда за попытку причинить вред его имуществу. Тот непродуманно огрызнулся какой-то цитатой насчёт уничтожения идолов, крайне неудачной — Лайтман разделал его под орех, всего минут за десять. То есть, конечно, не то чтобы разделал — Меира невозможно было заставить признать свою неправоту даже в самом пустяковом вопросе — но, по крайней мере, доказал неприменимость цитаты к данному случаю, что уже само по себе было огромным успехом.

За это время рабби Копчик в телевизоре рассказал много интересного. Роза даже пожалела, что пропустила всё это мимо ушей.

Наконец, друзья успокоились. Лайтман, довольный победой, устроился в кресле. Залкинд, пощипанный, но не побеждённый, снова устроился на коврике.

— Итак, — раввин в телевизоре подошёл к самому торжественному пункту, — сформулируем вековую загадку следующим образом. Свинья некошерна, поедание свиньи отвратительно и запретно. И тем не менее, тяготение евреев к свинине и некое обещание, что в будущем свинья будет каким-то образом дозволена — это часть нашей духовной реальности. На сей счёт существует каббалистическое предание, передающееся устно из поколения в поколение уже много веков. Причём речь не идёт о нарушении Закона — скорее, в самом Законе будет открыто что-то такое, что позволит нам, наконец, вкусить свиного мяса…

В комнате стало очень тихо. Лайтман перестал пыхтеть, а Залкинд — подпрыгивать на месте.

Еврей в телевизоре как будто почувствовал, что овладел вниманием аудитории. Он приосанился, снова переложил микрофон из руки в руку, и возвысил голос:

— Казалось бы, это невозможно! Разумеется, Закон не может быть изменён. Одна часть Закона не может противоречить другой. Ничто в Законе, открытое позднее, не может отменить явно сказанного ранее. Это, повторяю, основы, и всякий, посягающий на них, посягает на Тору.

— Хорошо сказано, — буркнул Лайтман.

К удивлению Розы, Залкинд промолчал.

— Теперь, евреи, прошу задуматься вот о чём. В Пятикнижии и Талмуде нет приложения в виде рисунков животных, их костей и черепов. Талмуд приводит признаки кошерных животных, также требуется непрерывная традиция поедания таковых. Например, в Торе дан список из примерно двадцати птиц, которые запрещены в пищу, остальные кошерны. Но так как утеряна традиция и мы не знаем, каким именно птицам соответствуют приведенные названия — мы едим лишь тех, относительно которых существует непрерывная традиция употребления их в пишу: это утки, куры, гуси, лебеди, перепела, голуби… Так вот, я задам необычный вопрос: является ли то животное, мясо которого запрещает есть Тора и Талмуд — и то животное, которое мы сейчас называем свиньёй, одним и тем же животным?

— Какая чушь! Свинья некошерна в любом случае, так как у неё раздвоенное копыто… — затараторил Залкинд.

— Дайте же мне дослушать, молодой человек! — прогундел ребе.

— Да, это звучит крайне необычно, — продолжал тем временем Копчик. — К тому же вы можете возразить, что свинья, несомненно, обладает раздвоенным копытом, но не жуёт жвачку, и это делает его некошерной. Тогда я задам следующий смелый вопрос — а что мы, собственно, понимаем под раздвоенностью копыта? Общепринятое толкование гласит, что…

Тут долбануло так, что выключился свет во всём доме.

Электричество дали минут через двадцать. У Розы за это время разболелась голова — ребе и Залкинд, не имея иных занятий, всё это время ожесточённо препирались, пытаясь догадаться самостоятельно, что имел в виду Копчик, и почему его теории — чушь собачья. С этим были согласны оба, но обосновывали это по-разному, что приводило обоих в совершеннейшее неистовство.

— Вот она, ваша пресловутая традиция! — кричал Залкинд. — Вот цена отхода от чистой Торы! Вот к чему приводят все эти тайные традиции и бормотания цадиков! Вот чем кончается безрассудное повторение побасёнок дутых авторитетов, мудрецов без мудрости! Всё кончается бесстыдным отрицанием слов самого Всевышнего! Нет, только возвращение к изначальной чистоте Торы спасёт евреев, если их ещё можно спасти!

— Вот она, ваша чистая Тора! — возмущался Лайтман. — Вот к чему приводит забвение традиции и отбрасывание предания! Только на основании непрерывной традиции мы можем правильно понимать указания Всевышнего! Отбросьте традицию — и вы откроете дорогу всеразъедающему скептицизму! Надо же! Уже и свинья для вас не свинья!

— Это для вас свинья не свинья! — орал Залкинд, перекрикивая ребе.