Дан Сельберг - Мона

— Шофер вернулся с сумкой. Вы были правы. Честные люди существуют, даже в этом городе.

— Рад слышать. Должен заметить, что я сказал это больше для того, чтобы приободрить вас.

Шею дамы плотно облегало красивое жемчужное ожерелье. В середине висела изящная серебряная Звезда Давида.

— Значит, вы манипулятор?

— Так говорит моя жена. Сам я предпочитаю слово «заботливый».

— О’кей. Заботливый так заботливый. Я правда думаю, что вы такой. Вы так выглядите.

Что-то в ее легкой, дразнящей манере вселяло в Эрика странное чувство, будто они дружат уже много лет. Напоминала ли она Ханну? Возможно. Ее темноволосая версия. И все же нет. Эрик сделал жест рукой.

— Чтобы доказать свою заботливость, я хотел бы вас угостить. Мы можем выпить за возвращение вашей сумки.

Женщина инстинктивно взглянула на часы.

— Я встречаюсь с друзьями в «Ротшильде». Но успею что-нибудь выпить.

Эрик встал, обошел стол и выдвинул для новой знакомой стул. Она села. С некоторой грацией в движениях. Она все время двигалась грациозно.

— Что пожелаете, — он напряг память, — Рейчел?

Ей это явно польстило.

— Хм, должно быть, я произвела впечатление. Я возьму то же, что и вы.

— Тогда сухой мартини.

Эрик поднял стакан официанту. Рейчел взяла оливку и внимательно посмотрела на собеседника. Потом вытащила косточку и покачала головой.

— Не могу вспомнить.

— Вспомнить что?

— Ваше имя. Вылетело из головы. Спишу все на мое тогдашнее нервное состояние.

— Отличная отговорка. Эрик Сёдерквист.

— Точно! На языке вертелось. Может, оливка помешала. И откуда пожаловал Эрик Сёдерквист?

— Из Швеции.

— Вы не похожи на скандинава.

— А как должен выглядеть скандинав?

— Тонкие светлые волосы, голубые глаза и два метра ростом минимум.

— Тогда я необычный швед-брюнет. Но все-таки швед. А вы?

Рейчел принесли мартини.

— Сейчас я живу в Англии, но родилась здесь. В Сдероте.

Эрик поднял бокал.

— Выпьем за то, что людям можно доверять.

Что-то промелькнуло в ее взгляде. Их бокалы встретились.

— Да будет так.

— Да будет так.

Официант дал Рейчел меню. Она, не открывая, положила его на стул.

— Расскажите, что вы делаете.

— Делаю? Что вы имеете в виду? Сейчас или вообще?

— И то и другое.

Эрик быстро нашелся.

— Я журналист. Работаю в вечерней газете в Стокгольме.

Рейчел потянулась за сумкой, не сводя с Сёдерквиста глаз.

— И что вечерняя шведская газета делает в Тель-Авиве? Финансовый кризис? Вирус?

Рука женщины выудила пачку сигарет. Эрик огляделся в поисках спичек, но Рейчел опередила его, протянув черную зажигалку. Он дал ей прикурить, а она отвернулась, выдыхая дым. Эрик старался казаться невозмутимым. Разглядывал профиль собеседницы. Ее нос выглядел кривоватым, как будто был сломан. Эрик размышлял над тем, что сказать.

— Я работаю над смежной для крупных изданий темой. Пишу о том, что выдающиеся израильские айти-технологии стали проклятием. О том, что, если бы Израиль не был так компьютеризирован, вирус не смог бы нанести столько вреда. Что-то в таком духе.

Рейчел, казалось, задумалась над услышанным. Затянулась и кивнула.

— Это уже не первый раз, когда мы перехитрили сами себя. Наши успехи всегда раздражали тех, кто не продвинулся так же далеко, не учился так же усердно или не зарабатывал столько же. Мы, евреи, составляем меньше ноля целых двух десятых процента населения земли. Несмотря на это, мы получили пятьдесят процентов всех Нобелевских премий и шестьдесят процентов всех Пулитцеровских. Понятное дело, многие завидуют.

Она говорила на мягком и немного певучем английском. В воздухе висела какая-то неловкость. Черт с ним, что она женщина. Эрик не поэтому беседовал с ней. Она умный человек. И все. Ему нужен друг. Сёдерквист думал, что бы сказала Рейчел, если бы он поведал ей, что она стала вторым человеком за более чем двое суток, с которым он разговаривал. Первым был трансвестит-гомосексуалист в Ницце.

Рейчел написала короткое сообщение в телефоне. Потом наклонилась к Эрику и улыбнулась.

— Вы голодны?

Где-то внутри его запорхали бабочки.

— Хм… да, голоден.

Женщина потушила сигарету.

— Тогда поедим. Очень хочется мяса. Если бы у них в меню была корова, я бы взяла ее.

Она рассмеялась. Звезда Давида пришла в движение. Эрик кивнул.

— Пусть будет мясо. Но вы разве не собирались встретиться с друзьями в «Ротшильде»?

— Собиралась. Я перенесла на завтра. Теперь я здесь, и хочу корову и бутылку вина.

Эрик заказал флорентийский бифштекс на двоих. Не целую корову, но точно килограмм мяса. Вдобавок салат, а также две порции спаржи с трюфельным соусом. С выбором вина лучше не рисковать. Бутылка вина «Бароло» 2004 года. И бутылка воды «Сан Пеллегрино». Когда официант ушел, Эрик откинулся назад.

— Теперь ваша очередь рассказывать. Чем занимаетесь?

— Я работаю в посольстве Израиля в Лондоне.

— Ах! Шпионка.

Рейчел широко улыбнулась.

— Джеймс Бонд. Ну нет. Я переводчик. Может, не так захватывающе, но не менее трудно.

— Почему именно переводчик?

— Я люблю языки. Любые. Еще в детстве я проявляла к ним интерес, а когда оказалось, что они мне легко даются, увлечение переросло в страсть.

— На скольких языках вы разговариваете?

— На шести, но понимаю точно в два раза больше. В основном арабские и латинские языки, но я также изучала славянские и германские.

— Впечатляет. Наверное, очень здорово ориентироваться во всех этих культурах и понимать их язык. Это дает совершенно другую близость с людьми. Настоящую.

— Да, замечательно. К сожалению, я не очень много путешествую. Есть много стран, языки которых я знаю, но где я никогда не была.

Стол заполнили тарелки. Официант не стал предлагать попробовать вино, а сразу наполнил два больших бокала. Он просунул бутылку между блюдом со спаржей и миской салата. Эрик разглядывал куски мяса.

— Вы когда-нибудь были в Аргентине?

Рейчел покачала головой.

— Там лучшее в мире мясо.

Рейчел глотнула вина. Бокал она держала над грудью, а локоть упирался в стол, образуя прямой угол. В движении была какая-то резкость. Что-то грубое. Удивительный контраст с грациозной в остальном манерой.

— Вы в курсе, что Израиль мог с тем же успехом оказаться в Аргентине?

Сёдерквист удивленно посмотрел на собеседницу.

— Теодор Герцль, отец сионизма, предлагал два возможных места для страны иудеев: Палестина и Аргентина. Факт заключается в том, что сам он предпочитал Аргентину, где, на его взгляд, условия для поселенцев были лучше.