Елизавета Манова - Побег

- Если темп не потеряем, закончим дней через 12. Ты рад?

- Чему?

- Что, еще сердишься?

- Детский разговор, Майх. Сержусь - не сержусь. Что, ты у меня игрушку забрал? Дело ведь не в том, драться или нет. За что драться?

Майх вдруг улыбнулся.

- А за что драться, Хэл? За жизнь - нельзя. За друзей - нельзя. За это все - нельзя. Сложновато для меня!

- Неужели?

- Ладно, - сказал Майх. Встал, прошелся по комнате, переключил что-то на стенде. - Только без подсказок, Хэл. Не люблю в конец задачника заглядывать. Значит, надо определить цель? Добраться до корабля. Спасти Лийо и помочь Николу. Все очень просто - до самого Ктена.

- А что тебе Ктен?

- То же, что и тебе, Хэл. Поворот. Только пошли мы в разные стороны. Разные задачи, понимаешь? Моя - прорваться любой ценой. Никого не жалеть. Ничего не щадить. В этой драке по-честному нельзя. Как они нас - так и мы их.

- Удобно.

- Да! - с яростью сказал Майх. - Даже слишком! Ты сравни, что ты знал, а что я. Ты в этом болоте, как рыба, а я... я чуть не спятил, когда вы меня мордой... в это!

- Ну да, конечно. Твоя правда. Извини, малыш.

- Погоди. Значит, задача: прорваться. И тут вопрос: зачем? Спасти Лийо? Невозможно. Здесь мы все трое обречены. Улететь? Ну ладно, летим. А зачем? Просить помощи? А кто мы такие, чтоб ее просить? Мы что, можем говорить за всех?

- А ты не переживай, - сказал Хэлан. - Можем и не просить.

- Тогда, выходит, твоя правда: не за что драться!

Хэлан хотел что-то сказать, но Майх не дал:

- Говорю же, погоди! Когда ты меня умыл, я сел и стал думать. Понял: слишком много нагара, пора продувать дюзы. Куда меня повело? Вроде, не ты меня, а я тебя за руки должен хватать. Понимаешь: подумал - и сам удивился. Когда узнал, что ребят убили... я ведь с ними не раз летал... крепче родства... Когда думал, что Лийо нет... когда нас гоняли, как... нет, ты пойми: будто так и должно быть. А теперь не могу. Ведь мы ни в чем не виноваты, черт побери! За что нас так? Почему нас можно убивать, Хэл? Почему можно, чтобы были и Ктен и Намрон? Почему нужен или не нужен контакт решают не ученые, а чинуши?

- Ого, сколько "почему"!

- Детские вопросы, да? Иногда полезно задавать такие вопросы. Почему, едва я родился, моя жизнь была определена? Не умом, не характером - тем, кем я родился. Почему каждый из нас должен быть подследственным и поднадзорным в собственном мире?

- Ты гляди, заметил!

- Не надо, Хэл! Просто подумал: а зачем мне куда-то лететь? Помощи просить не хочу, врать не умею, хвастать нечем. Оно конечно, поглядеть бы... знаешь, для нашего брата, космача, такой полет... Но ведь ты же не полетишь?

- Конечно, нет. У меня свой мир есть, буду я по чужим таскаться!

- Думаю: был бы Никол один... но с ним ведь Лийо, он-то может лететь - нигде нас не осрамит.

- Ох, торопишься, Майх!

- Да нет, не очень. - Поглядел на Хэлана и засмеялся: - Что, не хочешь в долю брать?

- Доля больно незавидная.

- Какая выйдет. Это ведь и мой мир, Хэл! Почему это ты можешь за него драться, а я нет?

- Характер драчливый.

- Иди ты со своим характером! - весело сказал Майх. - Куда ты без меня денешься?

- Никуда, - ответил Хэлан покорно. - Вместе и пропадем. Ты-то себе хоть эту задачку представляешь?

- Лишь бы ты ее себе представлял. Прокладывай курс, а я тебя мигом доставлю. Хоть на Ктен, хоть на Авлар...

- Хоть на тот свет. Нашел себе капитана! Первая голова...

- Ну, головы у нас будут. Целый Ктен. И люди будут.

- Целый Авлар?

- Ну, целый - не целый... Хватит меня запугивать, Хэл. Это мое право, никому его не уступлю.

- Спасибо, Майх, - тихо сказал Хэлан.

Они стояли и глядели друг на друга, и, глядя в эти спокойные, твердые глаза, он вдруг поверил - впервые - что из этого все-таки что-нибудь выйдет.

...Прилетели они без оркестра и улетали по-тихому. Все сделали, прибрали на станции, обработали бумаги консервантом и вышли налегке в блистательно-мертвый мир.

В последний раз сквозь колкие ледяные острия, сквозь текучий проблеск рыжих радуг, в последний раз по прозрачно-янтарной тропе, в последний раз под невидящим взглядом Фаранела.

"В последний раз, - высвистывает птичка в шлеме. - В последний раз, в последний раз, в последний раз". Веселенькая песня! Второй сезон, как все в последний раз.

- Майх! - просто, чтобы перебить надоедливый голосок, и без него тошно. - А может, не будет перехватчиков?

- Вряд ли. Захват бота на Тенаре, самостарт автомата на Ктене, корабли на Намроне. Цепочка ясная. Ничего Хэл, проскочим.

"Может и проскочим, - подумал он, - не привыкать. А не лежит душа переть на тот корабль. Повернуть бы - и за дело!"

Он усмехнулся: опять хитришь! Трусишь, брат. Не так страшны перехватчики и патрули - сам корабль. Это ведь слова: "чужой, чужое", говорить-то легко, а вот увидеть да почувствовать, как это: чужое, по правде чужое, не из нашего мира. Тгилом надо быть, чтоб не обделаться. И не свернуть.

"Точка опоры"? Да, Кел, опять вы правы, черт вас побери, надоели вы мне со своей правотой! Ни черта у меня нет, кроме этого. Одно-единственное: через 20, ну, 30 лет они прилетят, и надо суметь их встретить. Что, не убеждает?

- Нет, - сказал он себе, - ни капельки.

- А это потому, что ты корабль не видел. Вот посмотришь, убедишься, что они на сто лет впереди, в сто раз сильней, улику какую-то прихватишь...

- Ага! Ты это своей бабушке расскажи!

- Ну и пошел ты, - сказал он себе. - Нашел, когда сомневаться! Зубы стисни - и вперед!

...Он остановился, потому что остановился Майх. У самого корабля стояли они, и корабль был единственным тусклым пятном в сияньи равнины. Темен и грязен был их корабль, плод темной и грязной цивилизации, памятник грязных людских дел в чистоте безлюдного мира.

Тлели стартовые огни, притулился к одной из опор подъемник, и брезгливо стекал по обшивке обманчиво-теплый свет. Вот и все. Перевернем страницу.

- Ну, Майх! О чем задумался?

- О свободе, - ответил Майх и смущенно поглядел на него. - Вдруг почувствовал: свободен! И не по себе.

- Занятно! Какая же свобода, если все решено?

- Понимаешь, до сих пор... это был побег. Нас гонят - мы убегаем. А теперь... Раз мы сами выбираем судьбу, значит, свободны?

- Выходит, что так.

И Майх, коротко, торжествующе улыбнувшись, шагнул к подъемнику. К свободе.