Герберт Уэллс - Первые люди на Луне

Он никогда не упоминает о муравьях, но все намеки, рассеянные в его рассказе, постоянно напоминали мне муравьев, предусмотрительных, неутомимо деятельных и живущих правильно организованными общинами. Кроме того, селениты похожи на муравьев анатомическим строением тела, а также тем, что наряду с самцами и самками, как у почти всех других животных, между ними встречается много других бесполых существ — рабочих, воинов и так далее. Селениты различаются телосложением, характером, силой и назначением и, однако, принадлежат к одному и тому же виду. Конечно, селениты гораздо крупнее муравьев. По мнению Кавора, они значительно превосходят даже людей если не ростом, то во всяком случае разумом, нравственностью, знаниями и мудростью своего общественного устройства. И если у известных нам муравьев можно наблюдать четыре или пять различных типов, то среди селенитов число типов почти бесконечно. В одной из предыдущих глав я указывал, как велика была внешняя разница между теми, живущими вблизи лунной поверхности, селенитами, которых мне довелось встретить; в самом деле, разница в росте и в телосложении была ничуть не меньше, чем между наименее схожими человеческими расами. Но все различия, виденные мною, совершенно ничтожны сравнительно с тем бесконечным разнообразием, о котором повествует Кавор. Как видно, живущие у поверхности селениты занимаются более или менее одинаковыми работами: это пастухи, резники, мясники и т. п. Но внутри Луны, чего я совершенно не подозревал, обитает множество других селенитов, отличающихся друг от друга ростом, строением членов, мускульной силой и всей своей внешностью. И однако это не различные виды живых существ, но лишь различные типы одного и того же вида. При всех наружных изменениях они удерживают черты сходства, указывающие на их видовое единство. Луна — своего рода исполинский муравейник. Но только вместо четырех или пяти типов муравья, существует несколько сот типов селенита и, кроме того, целый ряд переходных форм от одного типа к другому.

Повидимому, Кавор заметил это очень скоро. Я скорее угадываю, чем узнаю из его рассказа, что он был взят в плен лунными пастухами, находившимися под командой двух селенитов с «более объемистыми мозговыми ящиками (головами?) и гораздо более короткими ногами». Убедившись, что он не в состоянии итти, несмотря даже на уколы стрекалами, они потащили его в темноту, переправились по узкому, похожему на дощечку мосту, — быть может по тому самому, итти через который я отказался, — и положили его во что-то, показавшееся ему с первого взгляда лифтом. Это была корзина воздушного шара, который, конечно, остался в свое время абсолютно невидимым для нас, а то, что я счел дощечкой, уводящей в пустоту, в действительности было, вероятно, сходнями, переброшенными из корзины на пристань. С помощью этого шара Кавор стал спускаться во все более и более освещенные пещеры Луны. Сначала спуск проходил в совершенной тишине, если не считать чирикания селенитов, а потом среди все усиливающегося шума и суеты. Немного спустя глаза Кавора настолько освоились с темнотой, что он начал постепенно различать окружающие предметы и таким образом мог начать свое знакомство с таинственными недрами лунного мира.

«Представьте себе огромное цилиндрическое пространство, — говорит он в седьмом послании, — имеющее, быть может, метров триста в поперечнике. Сперва оно очень тускло освещено, но потом становится гораздо светлее. По сторонам его выдаются широкие платформы, расположенные спиралью, дальний конец которой исчезает внизу, в синей глубине. Представьте себе пролет огромной винтовой лестницы или шахту лифта, самую большую из всех виденных вами, и мысленно увеличьте ее во сто раз. Вообразите, что вы смотрите в эту шахту при полусвете сквозь синее стекло. Но при этом вообразите также, что вы чувствуете себя необычайно легко и не испытываете головокружения, которое могло бы охватить вас на Земле, и вы поймете мое первоначальное впечатление. Вокруг шахты вообразите широкую галерею, извивающуюся спиралью, гораздо более крутой, чем это было бы возможно на Земле, и образующую дорогу, которая защищена от бездны лишь маленьким парапетом и исчезает, наконец, во мраке на глубине приблизительно трех километров.

Поглядев кверху, я увидел приблизительно то же самое; мне казалось, что я смотрю в очень узкий конус. Ветер дул вниз по шахте, и мне почудилось, что я слышу звучавшее все слабее и слабее мычание лунных коров, которых загоняли обратно по окончании дневной пастьбы. Вверх и вниз по галерее двигались многочисленные лунные обитатели, бледные, слабо светившиеся существа, глазевшие на нас или занятые какими-то непонятными мне делами.

Не знаю, померещилось мне это или действительно снежинка пролетела в струе ледяного воздуха. А затем, падая, словно снежинка, быстро пронеслась в глубь Луны крохотная фигурка — маленький человечек-насекомое, прицепившийся к парашюту.

Большеголовый селенит, сидевший со мною рядом, видя, что я поворачиваю голову с жестом человека, интересующегося всем окружающим, вытянул свою хоботообразную руку и указал нечто вроде дамбы, которая появилась далеко внизу: то была маленькая пристань, нависшая над пустотой. По мере того, как мы приближались к ней, скорость нашего движения уменьшалась; несколько секунд спустя мы оказались на одном уровне с пристанью и остановились. Был брошен и подхвачен причальный канат, и меня выволокли на пристань, где собралась большая толпа селенитов, толкавшихся, чтобы поглазеть на меня.

То была совершенно неправдоподобная толпа. Впервые я уяснил себе, как велики различия, встречающиеся среди обитателей Луны. В самом деле, казалось, что среди этой толкотни нельзя насчитать и двух похожих друг на друга индивидов. Одни раздувшиеся и выпяченные, другие такие маленькие, что могли бегать между ногами своих товарищей. У каждого была совершенно невероятно преувеличена какая-нибудь отдельная черта: у одного выдавалась огромная правая рука, вроде антенны, другой, казалось, состоял из одних ног и, можно было подумать, что он взобрался на ходули; у третьего на краю лицевой маски торчало некое подобие носа, и это делало бы его похожим на человека, если бы не лишенный всякого выражения зияющий рот. Странная и (если не считать отсутствия челюстей и усиков) совершенно насекомоподобная голова лунного пастуха подверглась здесь самым невероятным изменениям: в одном случае она была широкая и низкая, в другом — высокая и узкая; здесь кожаный лоб был украшен рогами и странными наростами, там виднелась раздвоенная борода или карикатурный человеческий профиль. Особенно часто бросались в глаза черепные коробки, раздувшиеся, словно пузыри, в то время как лицевая маска сведена была к очень скромным размерам. Виднелось также несколько субъектов с микроскопическими головами и вздутыми телами, а рядом с ними фантастические тощие существа, которые, видимо, лишь служили подставками для вытянутых словно трубы придатков к нижней части маски. Но тогда меня всего больше поразило, что два или три фантастических обитателя подземного мира, мира, защищенного от солнца или дождя несчетными километрами скал, держали в своих щупальцеобразных руках зонтики — настоящие земные зонтики! Но тут я вспомнил парашютиста, которого видел во время спуска.