Сергей Трусов - Карнавал (сборник)

Были и другие. Жестяные, с погнутыми ручками, помятыми боками, неопределенных цветов и оттенков. Поначалу к каждому новому я относился с подозрением, но потом привыкал. Все они исправно гудели на огне, снабжая меня кипятком, а в холодную пору согревали озябшие руки. Но однажды случилось так, что волею обстоятельств я лишился чайника, не получив ничего взамен. Событие это имело гораздо большее значение, чем может показаться. В нем я распознал безрадостную закономерность своих неурядиц, проистекающую из ошибок, совершенных в прошлом. Столь явная неотвратимость расплаты повергает в уныние и более крепких.

Посетовав на судьбу, я пришел к выводу, что у меня нет иного выхода, как приобрести в магазине новый чайник, расплатившись, разумеется, наличными. Данный способ приобретения чайников мне был не знаком, и у меня появилась привычка доставать кошелек, пересчитывать мелочь и при этом вздыхать. Я не имел понятия, сколько стоит чайник в магазине, и к необходимости нести расходы готовился постепенно. А как-то раз поймал себя на том, что бесцельно топчусь возле чужого чайника, оставленного без присмотра на кухне нашего Дома Общественного Проживания. Я зачарованно смотрел на струю пара, бьющую из носика, и беспокойно прислушивался к глухим ударам собственного сердца… Настал день, когда я все-таки решился.

В магазине меня озадачил более чем скромный выбор. Собственно, чайник был только один — маленький, изящный, никелированный. Он красовался в компании блюдец из необычайно тонкого фарфора и сиял отраженным неоном. Я разглядывал его, будучи в недоумении, пока не понял, что это просто несерьезно. Мне подумалось, что из таких чайников пьют шампанское или, в крайнем случае, разбавленный сироп, да и то предварив это сложной чайной церемонией. Вероятно, блестящей побрякушкой намеревались потрафить утонченным вкусам неких воздушных созданий с хрупкой психической организацией. В раздражении я повернулся, собравшись уходить, но тут приметил незнакомца, который стоял чуть поодаль, проникновенно на меня смотрел, улыбаясь. Увидев, что я обратил на него внимание, он подошел и многозначительно произнес:

— Могу посодействовать в приобретении нужной вам вещи.

Я хмуро оглядел доброхота. Его предложение оказать помощь прозвучало не совсем обычно, но, с другой стороны, ничего странного в этом не было, поскольку у нас принято помогать друг другу.

Незнакомец был худощав, почти одного со мною роста, правда, я был в кепке, а он — без, несмотря на прохладную осень. Тщательно выбритый, старше меня, он отнюдь не производил впечатление человека, с которым не следует разговаривать. Короткое серое пальто и аккуратно уложенный на груди шарфик делали фигуру незнакомца неброской, говорили об интеллигентности, но в то же время намекали на бойцовские качества. Я подумал, что этот человек хорошо знает нашу жизнь и делает в ней ставку на быстрые ноги. Штиблеты, заляпанные уличной грязью, являлись подтверждением моих догадок, и я согласно кивнул.

Незнакомец просиял лицом, шагнул к продавщице и, перегнувшись через прилавок, что-то зашептал. Я ожидал результата, уверяя себя в том, что ничего предосудительного не происходит.

Продавщица присела на корточки, пошуровала под прилавком и достала оттуда изделие, о существовании которого я не мог даже подозревать. Это было чудо конструкторской мысли, воплощенное в реальность умелыми руками мастера. Безукоризненно белый чайник емкостью не менее двух с половиной литров завершался выпуклой крышкой, закрывающей широкое входное отверстие для свободного налива. Изогнутая ручка имела пластиковое покрытие с удобными прорезями для пальцев, а носик, берущий начало у самого днища, заканчивался оригинальным срезом треугольного сечения, что должно было обеспечить оптимальную форму струи. Я разглядывал предложенный вариант, уже решив, что возьму обязательно. Незнакомец, увидев мою реакцию, приосанился и, пододвинувшись, прошептал:

— Прослежу за упаковкой, пока будете оплачивать.

Магазин мы покинули вместе. Хотелось отблагодарить незнакомца, но предлагать деньги было неудобно, и я сделал то, что казалось наиболее естественным — пригласил на чашку чая, и он согласился. Звали его Игнатием Петровичем, но он просил обращаться по имени, запросто. Мне это было не по душе, но после раздумий я решил называть его не Игнатом, а, из уважения, именно Игнатием.

Мы добрались быстро. Первым делом я распахнул дверцы шкафа и пригласил Игнатия снять пальто. Однако он испросил разрешения остаться в верхней одежде, объяснив это тем, что его знобит и вообще ему нездоровится. Он и правда слегка дрожал, даже нервничал и, могло показаться, куда-то торопился. Едва я успел раздеться, как он пожелал поскорее пойти на кухню и опробовать чайник в действии. Лихорадочно выпалил, будто чувствует ответственность, и хотя уверен, что чайник не подведет, считает своим долгом досконально все проверить. Его тирада показалась мне странной, я удивленно посмотрел, а он ответил каким-то недоуменно-фанатичным взглядом, выдержал паузу — и в его гражданском облике появился намек на военную выправку. Я отчего-то смутился, растерялся, и у меня возникло предположение, будто в том, что сказал Игнатий, имеется смысл. Мною овладела нервозность, я распечатал упаковку, и кислое выражение мгновенно исчезло с лица Игнатия.

В нашем Доме Общественного Проживания кухня тоже является общественной, и по этой причине там установлено две газовых плиты. На одной из них уже нагревалось три чайника, два из которых паровозили вовсю. Я хотел убавить газ, но Игнатий меня остановил, наполнил наш чайник водой и поставил его рядом с другими. Мне подумалось, что я бы выбрал другую плиту, дабы чайнику было вольготнее, но Игнатий впер чайник в общую кучу и отошел назад, с гордостью глядя на получившуюся композицию. Я тоже стал смотреть, еще не понимая причину его восторгов, как вдруг увидел, что в этом действительно что-то есть. Чайники слаженно функционировали, и создавалось впечатление, что они осознанно объединились в дружную семью. Мой чайник выглядел главою семьи. Наверное, благодаря новизне и чистому белому цвету. И тут я понял, почему Игнатий не позволил отключить газ — облако пара являлось своеобразной атмосферой, в которой чайникам дышалось легко и свободно. Я посмотрел на Игнатия и встретил сияющий взгляд, говоривший: "Ну ведь хорошо же, хорошо!" Да, он был прав, я мысленно с ним согласился, и мы снова уставились на феерию водяного пара. Так мы и стояли рядышком, а когда за кипящим чайником пришел хмурый жилец нашего Дома Общественного Проживания, мы с Игнатием посмотрели на него с неприязнью.