Абрам Палей - В простор планетный (с иллюстрациями)
Изредка здания все же сотрясали мощные подземные толчки, рессоры сжимались и расправлялись, а внутри зданий почти ничего не чувствовалось.
Живя на Земле, Жан не задавал себе вопрос, как ее покрыли богатыми лесами.
Он принимал этот дар не очень отдаленных предков как нечто само собой разумеющееся. Люди обычно живо интересуются тем, что делается в настоящем или намечено сделать в будущем. Но далеко не все задумываются над тем, что застали готовым.
А ведь подавляющая часть земных лесов была создана так, как этот, венерианский. Население Земли слишком долго расточительно обращалось с природой. Множество лесов свели, погубили. Когда был создан Мировой Совет, одним из первых его мероприятий было восстановление лесов. К тому времени уже были найдены сильные стимуляторы роста.
Жан углубился в лес.
Стройные колонны сосен унесли ввысь небольшие редкие вершины — пучки зеленых и желтеющих раздвоенных игл. На желтую бумагу похожа тонкая облупливающаяся кора, у основания стволов она толстая, внутри красная, а снаружи морщинисто-корявая и покрыта, как сединой, светло-серыми наростами. Кое-где вытекает тягучая янтарная смола и падает вниз удлиненными каплями, за которыми тянутся быстро застывающие смоляные нити. Внизу к стволам крепко присосались каменно твердые плоские грибы — наросты. Местами на склонах низеньких холмиков алеют крупные ягоды земляники. Конструкторы леса не забыли и о ней. Почва устлана постоянно осыпающейся желтой хвоей. Повсюду разбросаны миллионы коротких растопыренных шишек. Щебечут, чирикают птицы.
Вдали торопливо стучит дятел. Со стуком, подпрыгнув, упала шишка. Жан поднял голову; шишку сшибла, очевидно, мелькнувшая в вышине рыжеватая белка.
Вот и ручеек бежит. По берегам его пышно разросся низкий папоротник с широкими резными листьями.
Тихо шелестят кроны деревьев.
Жан идет по узкой тропинке. Шуршит сухая хвоя. Он разгребает ее ногами, а под ней желтые грибы — лисички на толстых пузатых ножках. Шляпки у них узкие, почти одной толщины с ножками. А вот затаился большой боровик.
У подножия сосны широкий конус муравейника, сложенный из пожелтевшей хвои.
Рыжеватые насекомые суетятся на нем. Их завезли с Земли.
Жан нагнулся, сорвал крупную ягоду земляники. Она растаяла под языком и оставила чудесный аромат земной ягоды.
Еще не целиком взята в руки планета. Но можно ли теперь допустить хоть долю сомнения? Вся будет в наших руках!
Однако Жан нерадостен. Не веселые обстоятельства привели его — в который уже раз! — в Венерианский филиал Института комплексной медицины. В вестибюле одного из зданий его встретила Ли. Наряду с прибывшими с Земли учеными в филиале работают наиболее опытные врачи Венеры.
— Панаит ждет тебя, — сказала она. Детские черты ее лица были очень серьезны.
— Вс» то же, не так ли? — спросил Жан.
— Почти.
— Почти! Значит, появилась надежда?
— Мы никогда от нее не отказывались.
— Есть ли какой-нибудь новый способ лечения?
Ли чуть замешкалась с ответом:
— Не хочу тебя заранее обнадеживать. Но кое-что испытываем.
— Что, если можно спросить?
— Можно, конечно.
Она еще помолчала.
— Дело это очень сложное. Язык, на котором после травмы заговорил Панаит, как ты уже знаешь, принадлежит давным-давно вымершему индейскому племени.
Прежде всего надо было узнать, почему, забыв все нынешние языки, он вспомнил этот. Изучал ли он его когда-нибудь? Или мы тут имеем дело со своеобразным проявлением родовой памяти?
— А она существует?
— Вне всякого сомнения. И не только у человека, но и у животных. Что такое инстинкт? Ну, вот так… Выяснить, изучал ли Панаит этот язык, оказалось довольно легко. Не изучал. А вот происходит ли он от того племени, доискаться было очень сложно.
— Неужели все-таки доискались?
— Да, но, как видишь, очень нескоро. Дело-то старинное. Этим занимались этнографы, анатомы, физиологи, цитологи, генетики. Когда они изучали строение организма, хромосомы, гены, им стало почти ясно, что его отдаленные предки принадлежали к этой народности.
— Почти? Не наверняка?
— Этого и не требовалось. Ведь подтверждение — язык. Ну и теперь начинаем лечить.
— И вылечите?
— Не знаю…
— Постой, — спохватился Жан, — я ведь не так уж редко бывал… Но ни ты, ни кто другой не говорили мне об этих исследованиях.
— Собственно, и теперь не следовало бы, — заметила врач, — чтобы не внушать тебе преждевременной надежды.
— Хорошо, не буду надеяться, — не очень искренно сказал Жан. — Так что же вы намерены предпринять?
— Видишь ли, еще в двадцатом столетии установили, что носитель памяти — рибонуклеиновая кислота мозговых клеток. Только тогда еще не умели дифференцировать и изменять ее тончайшее строение. Теперь уже известно, что один состав несет в себе индивидуальную память, а другой — родовую. И даже больше: состав дифференцируется в зависимости от количества минувших поколений, только количество это, разумеется, не определяется с точностью до единиц, а в десятках и сотнях. Вот почему надо было установить, какой вид памяти у Панаита сохранился, а какой потерян. Теперь начнем лечить препаратом рибонуклеиновой кислоты нужного состава.
— Я читал, — сказал Жан, — что такие случаи, как с ним, бывали и в старину.
Не так ли?
— Да, в результате сильной физической или душевной травмы. Лечить тогда почти не умели. Да и сейчас только начинаем. Опыты на животных дали хорошие результаты. Но ведь головной мозг — это то, в чем человек меньше всего схож с животными. Лечить будем, а гарантии, сам понимаешь… Если б он только язык забыл, — продолжала Ли. — Но ты же знаешь. Кое-как его удалось обучить французскому. И ты мог убедиться, что он не помнит ничего. Лишился всех накопленных знаний. Ну вот ты всегда рассказываешь ему о его прежней жизни…
— Да, но он слушает так, словно речь идет о ком-то другом. И учиться чему бы то ни было ему страшно трудно, раз утеряны все прежние ассоциации…
Жан вошел в небольшую комфортабельную комнату Панаита. Юноша только что вернулся с прогулки и включил вещание. Передавали всеобщие известия. Панаит с любопытством слушал. Вещание можно было слушать на любом живом языке. А теперь оно было доступно Панаиту и на его языке: приемник сочетали с переводной машиной, куда заложили древнее наречие. Жан услышал короткие отрывистые фразы, быстрые, стреляющие слова, перемежающиеся громкими придыханиями.
— Здравствуй, Панаит, — сказал Жан. — Почему же ты не слушаешь на французском?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});