Мэрион Брэдли - Пленник дуба (Туманы Авалона - 4)

- Все ли в порядке, народ мой?

Все наперебой спешили рассказать королю о волшебных яствах, но когда он подошел поближе, кто-то воскликнул:

- Артур, мой лорд, - тут глухонемая старуха! Она скончалась, - не выдержала таких переживаний.

Артур подошел к Моргейне, продолжавшей прижимать к себе бездыханное тело Враны. Моргейна не подняла головы. Вот сейчас он узнает ее, закричит, обвинит в колдовстве...

- Это - твоя сестра, добрая женщина?

Голос Артура звучал мягко, но отстраненно. "Конечно, - подумала Моргейна, - ведь сейчас он говорит не с сестрой, не со жрицей, не с женщиной, равной ему по положению - перед ним всего лишь старая крестьянка, согбенная, седая, в обносках".

- Я соболезную твоему горю. Но Бог забрал ее в благословенный миг, и ангелы Господни вознесли твою сестру на небо. Если хочешь, оставь ее здесь для погребения. Ее похоронят в церковном дворе.

Столпившиеся вокруг женщины затаили дыхание. Моргейна и сама понимала, что Артур предложил ей величайшую милость - как он сам это понимал. И все же ответила, продолжая скрывать лицо под капюшоном плаща:

- Нет.

А потом, словно подчиняясь неясному порыву, Моргейна подняла голову и взглянула в глаза Артуру.

Они слишком сильно изменились... она сделалась старухой - но и в Артуре мало что осталось от юного Короля-Оленя...

Узнал ли ее Артур? Это навеки осталось для Моргейны загадкой. На миг их взгляды встретились, а затем король мягко произнес:

- Так значит, ты хочешь забрать ее домой? Что ж, будь по-твоему. Скажи моим конюхам, чтоб тебе дали лошадь, - покажешь им вот это. - И он вложил в руку Моргейне свое кольцо. Моргейна опустила голову и крепко зажмурилась, чтоб удержать слезы, а когда она снова выпрямилась, Артур уже отошел.

- Давай-ка я тебе помогу отнести бедняжку, - предложила одна из соседок. К ней присоединилась еще одна женщина, и вместе они вынесли хрупкое тело Враны из зала. И на пороге Моргейне вдруг захотелось оглянуться и еще раз посмотреть на зал Круглого Стола. Она знала, что никогда больше не увидит его, и никогда более не побывает в Камелоте.

Долг ее был исполнен, и она могла вернуться на Авалон. Но ей предстояло вернуться одной. Отныне и до конца жизни она будет одна.

Глава 10

Гвенвифар наблюдала за приготовлениями и слушала, как епископ Патриций проникновенно вещает:

- Никто не приходит к Отцу как только через Меня. Королеву одолевали противоречивые чувства. Какая-то часть ее души говорила: "И вправду, следует поставить эти прекрасные вещи на службу Господу, как того желает Патриции. Ведь даже мерлин в конце концов обратился в истинную веру".

Но вторая ее половина упорно твердила: "Нет! Лучше уж уничтожить их, переплавить на золото, и сделать из него другую чашу для богослужений, такую, которая с первого своего мига будет служить истинному Богу. Ведь эти вещи принадлежат Богине, как называют ее язычники, а эта Богиня - та самая великая блудница, что испокон века была врагом Господа... Священники говорят правду: все зло в этом мире - от женщины". Но тут Гвенвифар запуталась в собственных мыслях. Нет, не все женщины плохи - ведь даже Господь Бог выбрал одну из них в матери своему сыну, и Христос говорил о царствии небесном своим избранным ученикам и их сестрам и женам...

"Что ж, по крайней мере одна из женщин отреклась от этой богини". Гвенвифар взглянула на Нимуэ и смягчилась: дочь Элейны как две капли воды походила на мать, только была еще красивее - было в ней что-то от веселости и изящества молодого Ланселета. Нимуэ была столь прекрасна и невинна, что Гвенвифар просто не верилось, будто в девушке есть хоть капля зла, - а ведь она с раннего детства воспитывалась при святилище Богини. Но теперь она отреклась от нечестивого служения и вернулась в Камелот; девушка упросила королеву никому не говорить, что она когда-то жила на Авалоне, - даже епископу Патрицию. Даже Артуру. Да, Нимуэ трудно в чем-либо отказать. Вот и Гвенвифар охотно согласилась сохранить тайну девушки.

Королева перевела взгляд с Нимуэ на Патриция - тот как раз приготовился взять чашу с алтаря. А потом...

... а потом Гвенвифар показалось, будто величественный ангел - сияющая фигура, неясные очертания могучих крыльев, - поднял чашу, и та засверкала, словно звезда. Она пульсировала, словно сердце, она была красной, словно рубин... нет, синей, словно глубина небес; и в воздухе разлилось благоухание, как будто кто-то собрал воедино аромат всех роз, сколько их ни есть на свете. Внезапно по залу пронесся порыв ветра, дышащего свежестью, и хоть сейчас и шла служба божья, Гвенвифар вдруг почувствовала, что может в любой миг вскочить и выбежать из замка - на склоны холма, на бескрайние просторы, принадлежащие Господу, под целительную небесную ширь. И она поняла, поняла всем сердцем, что отныне никогда не побоится покинуть плен чертогов и замков - ведь куда бы она ни направилась, Господь будет с нею. Гвенвифар улыбнулась, а потом и рассмеялась. Какая-то мелочная, ныне скрученная и усмиренная частичка ее души вознегодовала: "Да как ты смеешь?! Во время службы Божьей?!" Но подлинная Гвенвифар со смехом ответила: "Если я не могу обрести радость в Господе, то где ж мне ее искать?"

А потом ангел оказался перед ней - благоухание и блаженство окружали его, подобно облаку, - и поднес чашу к ее губам. Трепеща и не смея поднять глаз, Гвенвифар сделала глоток - и почувствовала, как кто-то нежно коснулся ее чела. Подняв взгляд, Гвенвифар увидела, что это вовсе не ангел, а женщина в синем покрывале, с огромными печальными глазами. Она не произнесла ни слова, но Гвенвифар услышала: "Прежде, чем стал Христос, была я, и это я сделала тебя такой, какова ты есть. А потому, возлюбленная дочь моя, отринь стыд и радуйся, ибо в сути своей ты подобна мне".

Душу Гвенвифар и самое ее тело переполнила чистейшая радость. Она не ведала подобного счастья с раннего детства. Даже в объятьях Ланселета она не испытывала столь безграничного блаженства. "О, если б только я могла передать это чувство любимому!" Королева почувствовала, что ангел - или иная божественная сила, коснувшаяся ее, - отошла, и огорчилась этому, но радость по-прежнему продолжала плескаться в ней, и Гвенвифар с любовью смотрела, как ангел поднес пылающую чашу к губам Ланселета. "О, если б только она смогла наделить этой радостью и тебя, мой печальный возлюбленный!"

Зал заполнился ослепительным сиянием, пронесся могучий ветер - и все стихло. Гвенвифар не помнила, что она ела и пила - знала лишь, что это были какие-то сладости, и что она в жизни своей так не наслаждалась едой. "Что бы ни посетило нас сегодня, природа его была свята - сомнений быть не может..."

А затем в зале воцарилась тишина, и в ярком дневном свете он показался пустым и невзрачным. Вот вскочил Гавейн, за ним - Галахад...