Артем Абрамов - Место покоя Моего

Петр был сегодня римлянином, богатым и, видимо, знатным. Поскольку, с одной стороны, жара стояла немыслимая, дождями даже не пахло, на нем была легкая тонкая лацерна, даже безо всякой туники под ней. Золотая пряжка с большим рубином, застегнутая на правом плече, прочно удерживала одежду даже от распахивания, и это особенно радовало Петра, поскольку он, как уважающий себя римлянин, был под лацерной абсолютно наг. А с другой стороны, раз он направлял свои сандалии не к кому-нибудь, а лично к тетрарху Галилеи Ироду Антипе, коему случилось в эти дни быть в Иершалаиме, то означенная легкая лацерна Петра была девственно бела. Таков протокол.

Он знал, что Антипа безвылазно торчал во дворце, он, как и Понтий Пилат, не любил Иершалаим, приезжал в него вынужденно, он уже имел однажды вызов на Санхедрин, или Синедрион, легко мог быть приговорен к смерти за казнь некоего галилеянина без суда — преступление, непрощаемое даже властителям, однако сумел выкрутиться, но некий подспудный страх перед Великим городом навсегда притаился в нем.

Петр запасся «железным» рекомендательным письмом к Антипе от его знакомого, римского патриция Максимилиана, проезжавшего через Иерусалим три года назад и славно отобедавшего с Антипой. Письмо, конечно же, было сделано в Службе, с некоторым трудом выбито Петром из начальников, поскольку и Кормчий, и, главное, Майкл Дэнис настойчиво не хотели понимать стремления Петра встретиться с тетрархом. Да и желание Мастера увидеть ученика, то есть Иоанна, прочно сидящего в неизвестном пока подземелье, казалось им абсурдным.

— Эта часть Проекта уже отработана, — говорил Дэнис. — Зачем тебе Иоанн? Дай ему спокойно умереть.

После давнего разговора с Петром о паранормальности Предтечи Главный инспектор Службы изволил ознакомиться с тремя синоптическими текстами и больше не задавал дилетантских вопросов о судьбах их персонажей.

— Во-первых, он пока не знает, что умрет, — терпеливо объяснял Петр. Во-вторых, я хочу хотя бы приблизительно понять, когда он умрет, — это важно для Иисуса: после смерти Крестителя он должен усилить активность в Галилее. В-третьих, я надеюсь узнать, где его держат: во дворце Ирода или в крепости Махерон. В-четвертых, имею я право в последний раз повидаться со своим лучшим учеником, имею или нет?

— На мой взгляд, нет, — отвечал Дэнис. — На мой взгляд, это сопли. И потом, с чего ты решил, что тебе удастся его увидеть?

Петр не стал обижаться на явные сомнения в его возможностях. Петр кротко ответил:

— Тогда останутся «во-вторых» и «в-третьих»… В конце концов разрешили. Уважили. И письмо сотворили. И вот он уже идет по прямой и достаточно широкой улице Верхнего города к дворцу, к воротам в его внутренней — западной — стене, где и предъявит письмо.

Иоанн сидел в подземелье уже больше недели. Петр действительно не знал где. Если здесь, в Иерусалиме, — тогда он сумеет встретиться с учеником. Если в крепости Махерон в Перее, то встреча станет куда проблематичней: крепость расположена достаточно высоко в горах — к востоку от Мертвого моря, дорог туда нет, одни только тропы, да и охрана там серьезная.

Его долго никто не трогал, Иоанна. Он все так же терпеливо существовал между Кумранской обителью и долиной Иордана, по-прежнему очищал верующих в водах реки, давно ставших теплыми и ласковыми, он аккуратно нес свою тяжкую ессейскую службу в монастыре и, не исключено, потихоньку писал так и неведомую Петру рукопись. И никуда не рвался. Он никогда никуда не рвался, он умел ждать. Даже когда не знал точно — чего ждать… Время шло, и Петр решил было, что переоценил обиду и гнев самой знаменитой и самой красивой сегодня женщины идумейского рода Ирода. Неужто простила она Предтече? И хотелось бы, чтоб так и было, но и не хотелось. Почему хотелось — это понятно. А вот не хотелось потому что пришлось бы сочинять смерть Иоанна Крестителя, и не просто смерть а мученическую: уж очень подробно описана она в синопсисах. Сочинять смерть и, если по-честному, осуществлять ее, так?.. Даже подумать о том Петру страшно было!.. Может, поэтому и не встречался он почти полгода со своим учеником, не приходил к нему на Иордан, тянул время.

И дотянул. Все-таки схватили Иоанна стражники Антипы. Ничего Иродиада не забыла. Такие не забывают. Такие помнят до смерти. До смерти обидчика, естественно… И все вроде стало на свои места. Евангельские волки — почти сыты, евангельские овцы — пока целы. Пока, Теперь Петра мучил другой вопрос: сколько продлится это зыбкое «пока»?..

Он тоже постоянно спрашивал себя: зачем? Зачем ему встречаться с Иоанном? Четыре ответа Дэнису что-то доказали Инспектору, если и впрямь доказали, но только не самому Петру. Дэнис, по сути, прав: эта часть дела сделана, Иоанн дождется казни, евангелисты ее толково опишут, а у Петра есть Иисус и работы с ним — невпроворот, отвлекаться не надо бы, не надо. Да и простился Петр с Иоанном — там, в долине Иордана, сразу после ухода Иродиады. Навсегда простился, знал, что скорее всего уже не увидятся, не стоит перед самим собой душою кривить. Не думал только, что прощание затянется на пять месяцев…

Но это Петр знал, что навсегда, Иоанн, отлично умевший читать мысли и эмоции Петра, ничего не понял, хотя Петр, помнится, себя не экранировал… Может, не захотел понять?.. А может, Петр и сам все-таки не верил и не верит вопреки до омерзения здравому смыслу! — что Иоанн умрет?..

Так что же, ему необходимо воочию убедиться в смерти, чтобы поверить в нее? Необходимо увидеть отрезанную голову Крестителя, заливающую кровью золотое персидское блюдо?..

Извращение какое-то…

Все прекрасно понимал Петр, но шел во дворец и шел, не сворачивая. Потому что чувство — да, было. Чувство свершившейся Истории, если выражаться высокопарно. А вот предчувствие смерти Иоанна — то, что до чувства имеет место, не появилось до сих пор и не появляется. Как его Петр ни вызывает из-за своих необъяснимых барьеров паранормальности. Что-то мешает ему появиться? Что?..

А вот чего действительно не понимал Петр, так это того, почему именно нынешний день выбрал он для визита к Антипе. Ведь разрешение на этот визит он получил в Службе аж шесть дней назад, но почему-то ждал до пятого дня недели, до начала седьмого часа, до завершения второй молитвы, то есть до половины первого пополудни примерно. В это самое время и подошел к воротам.

Стражники у ворот во дворец читать не умели, тем более — по-латыни, поэтому вызвали старшего стражи. Тот тоже довольно тупо повертел письмо и в меру вежливо пригласил Петра в колоннаду, где стояли тяжелые скамейки из розового карарского мрамора. Оставил его там и скрылся с письмом в левом, или южном, здании дворца. Правое, северное, абсолютный близнец левого, высилось напротив — у северной стены. Их соединяли выстроенные вдоль стен легкие колоннады, крытые частыми поперечными балками, пропускавшими, впрочем, и солнце, и дождь, несмотря на обилие вьющихся растений. Дождя, как известно, не ожидалось, а солнца под листьями все-таки было поменее.