Джо Холдеман - Миры обетованные

А парень – действительно поискать. В общении, в миру – холоден и себе на уме. В постели – откуда что берется? Совершенно иной, горяч, сплошная страсть, просто безумен. И, старина Чарли, не один ты восстанавливаешь силы так быстро!

Ужин был не за горами, но мы успели понять друг друга в постели дважды. Поужинали, вернулись в номер: Джефф у меня на десерт, я – у него. Хотя какой десерт – свежатина. В полночь опять… Скажем, стояла глубокая ночь, если только представить, что ночь может быть мужского рода. Полусон-полуявь; вряд ли кто-нибудь из нас воистину сознавал, что творил, вряд ли кто не чувствовал, что творилось. Эти дьяволы в образе женщины, эти демоны – чистый кошмар… С Рождеством Христовым!

26 декабря. Мы с Джеффом пошли в Вестминстер – воочию увидеть, как работает знаменитый Британский Парламент. Собственно, его работы поглядеть-послушать так и не удалось: большинство членов парламента отправились на рождественские каникулы.

Но мы поприсутствовали на дебатах в Палате Лордов, наблюдая за ходом дискуссии с мест для иностранных гостей. Лорды обсуждали законопроект «О единой системе государственного контроля за производством молочной продукции». Один из выступающих подверг законопроект очень резкой, но весьма убедительной критике. Его оппонент, не без ехидства, спросил, сколько коров находится на фермах, которыми владеет уважаемый оратор. Две тысячи голов в стаде? Более того? А я, в свою очередь, представила себе стадо из двух тысяч буренок, пасущихся на «лугах» в моем родном Ново-Йорке.

Должна признать, я была шокирована тем, с какой легкостью, с какой беззастенчивостью власть и богатство моют друг другу руки в Палате Лордов. Мне показалось, что существует кромешная пропасть между правящими кругами Земли и администрацией Ново-Йорка. В том смысле, что они совершенно по-разному подходят к понятиям «долг», «порядочность», «честь», к философским понятиям, если по большому счету.

Кому нужно такое процветание? Никто из тех, кто рвется к власти над миллионами людей, не должен быть допущен до этой власти!

Однако коррупция процветает здесь повсюду. Ребята, что правят Штатами, обделывают свой делишки за закрытыми дверями и не спешат информировать соотечественников – «что и как».

О Джеффе. То ли он подвержен резким перепадам настроения, то ли… – нет, не подвержен, правда, – просто-напросто он не был самим собой последнее время. Нудьга в университете, тяжкий, однообразный труд, работа в Управлении – ежедневная каторга; сверхурочно, дабы заработать себе несколько недель полноценного отдыха и немного денег на этот отдых да плюс к тому любовь, несчастная любовь. Он собирался жениться, а она его бросила. Отказала за неделю до того, как мы с Джеффом познакомились. Он поцеловал меня, рождественский традиционный поцелуй, 25 декабря, – это он впервые прикоснулся к женщине с тех пор, как его возлюбленная ему отказала! В августе.

Я и Джефф долго сидели в ресторане Вестминстера и говорили, говорили всерьез о жизни, о себе, о судьбе. Я рассказала Джеффу – как на исповеди – все о нас с Дэниелом. И о том, как почувствовала «радость плотских утех», и о том, как воспринимала и воспринимаю любовь, привязанность, человека. Не солгу, если замечу, что и Джефф сейчас нуждается в друге куда больше, чем в секс-партнере.

Мы вернулись в отель и ударили по рукам: друзья? Друзья!

Я поинтересовалась у Джеффа насчет обрезания. Он ответил: традиция клана. Старший сын главы рода должен пройти этот обряд, остальные сыновья – нет. Но только он, старший сын, имеет право войти в Совет клана, фактически в Совет старейшин. Ну, я ему и выдала мягко, что именно я думаю по поводу кланов, в традициях которых отхватывать у человека кусок живой плоти, – представьте молодость мою, когда я не была настолько умна, когда я толком не умела выразить мысль словами! Джефф пожал плечами. Он высказался очень грубо, матом. Кто-нибудь его заставлял? Нет. Увечья нет? Нет. Ты уши прокалывала? Не слабая операция, подумай.

Не стала спорить. У меня не было, никогда не было таких излишков крайней и близкой к ней плоти, пожертвовав которыми я могла бы продолжать приносить другим людям-друзьям удовольствие. В полной мере. Я также не обмолвилась о том, что думаю про кланы, в которых главенствующие роли заранее уготованы мужчинам. Ах, о чем я! Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, какой мой козырь ляжет на его шестерку…

Дневник, мой дневник! Есть ещё одна проблема, о которой не смею заикнуться. Мера предосторожности.

(27 декабря – 30 декабря: Стратфорд-на-Эйвоне, Шотландия, Уэльс, Йорк, Йоркшир – Муре, Килларни, Лимерик.)

30 декабря. А вот теперь понятно, почему Джон балдеет от ирландской глубинки. Даже зимой – это блеск. Увидеть бы Ирландию по весне!

Мы недолго пробыли в Дублине, большую часть дня провели в зоопарке. Однако это незабываемо. Территория зоопарка поделена на две части. В одной из них представлена фауна планеты, представлена, кстати, намного богаче, нежели в Бронксе. Звери находятся в условиях, приближенных к их естественной среде обитания, и чувствуют себя здесь весьма вольготно. А рядом расположена «площадка» так называемой лаборатории О’Коннора – она-то и привлекает в зоопарк туристов со всего света.

В Ирландии официально разрешены исследования – на генетическом уровне – над животными особями. Для финансирования проекта постоянно требуются изрядные суммы денег, поэтому сюда и открыт доступ туристам. Пятьдесят фунтов за вход. Студентам, учащимся – скидка.

Вот, например, муравей размером с собаку, метр в холке. Плавает божественно. Объяснили: непотопляем, и ему необходимо находиться в воде, ибо ножки слабенькие для Земли, гравитация не та. Коза о двух головах: детки, двое, тоже о двух. Безволосая шимпанзе, или самец-шимпанзе? Пародия на старика. Летучие мыши размером с плевое насекомое. Но живут пятнадцать лет, когда обычная мышь – максимум полтора года.

31 декабря. Если Лондон – это лучшее место на свете для встречи Рождества, то Дублин просто предназначен для празднования Нового года. Слов нет. Пытаюсь писать о Новом годе в Дублине. Нынче уж первое число, два тридцать утра, а может, ночи? Рука не держит ручку – я приняла на грудь дюжину бутылок первозданного «Гиннесса», бутылка шампанского не в счет, и вот зажгла весь свет, что есть в номере мистера Дж. Хокинса, – а ему-то что? Лежит поперек постельки, благо она широкая, лежит в отрубе и храпит, как дракон.

Джон никогда не рассказывал мне о рисунках на пене. Но ты возьми кружку «Гиннесса», дружок, макни свой пальчик, попиши на пене буковки – это не «Гиннесс», если у тебя не получится. Все останется на века. Если ты не выпьешь, вместе с пеной, чуть пораньше. Вот что такое «Гиннесс», другого не существует. Бог меня пожалел, я не живу в Дублине, иначе весила бы уже килограммов сто. Джефф, слабоумный мальчик, сострил что-то, когда увидел, сколько пива за моим «дамским» воротничком! Боже, Америка, и это твои мужчины? Твои герои? Ха-ха, Америка! Кто спит, Джеффри? То-то. Один ноль. В мою пользу.