Владимир Обручев - Земля Санникова

С начала февраля на юге появляется свет, но солнце начинает заглядывать в котловину только в начале марта; день быстро прибывает, становится теплее, и с конца этого месяца дружно начинается весна: снег исчезает, появляется трава, природа оживает; к половине апреля леса начинают зеленеть.

Охота на ленную птицу

С начала июля молодая птица на озерах уже подросла и начался период линьки гусей и уток, когда они теряют способность летать и прячутся в тростниках озер. Все северные туземцы пользуются этим временем для массовой ловли птицы, и онкилоны не составляли исключения. Каждое стойбище имело два или три озера в исключительном пользовании. Заблаговременно на берегах были устроены загоны, представлявшие изгородь из тонких жердей, воткнутых в землю на таком расстоянии друг от друга, чтобы утка не могла пролезть между ними; две стены изгороди начинались у воды на расстоянии сотни шагов друг от друга, но затем быстро сближались и превращались в узкий коридор, приводивший к площадке, огороженной более прочно со всех сторон.

В назначенный день члены всего рода, кроме грудных и самых маленьких детей, вооружившись палками, окружили рано утром озеро и стали криком и стуком выгонять птицу, прятавшуюся еще в траве.

– Эй, гуси, утки! – кричал один. – Выходите, пора купаться!

– Вылезайте, ленивые, в воде червяки и рыбки ждут вас! – подхватывал другой.

– И наши палочки, чтобы погладить вас по головке! – голосил третий.

Стук, крики, визг детей, для которых этот день был величайшим событием, стояли невообразимые. Дети шныряли по траве, как собаки, колотя палкой вправо и влево. Перепуганная птица со всех сторон стремилась к воде, и впереди загонщиков повсюду видно было колебание стеблей травы и тростника, между которыми пробирались пернатые. Некоторые пытались взлететь, вспархивали над травой, но тотчас опять садились, хлопая крыльями. Кряканье уток, скрипучее гоготанье гусей сливались со стуком, визгом и криком загонщиков. Кулики, бекасы, чибисы, кроншнепы, турухтаны, вылинявшие раньше водяных птиц, взлетали порознь и стайками и носились с пронзительными криками над водой и над поляной, прорезая легкий туман, висевший еще над озером. Последнее скоро запестрело от стаек гусей и уток, когда загонщики дошли до самой воды. Только часть берега между обеими изгородями была свободна от людей. Так как берега были местами болотистые, загонщики, приближаясь к ним, надевали широкие лыжи из звериной шкуры шерстью наружу, натянутой на раму из гибких прутьев, служившие им зимой, облегчавшие хождение по топкой почве и вспугивание прятавшихся в траве птиц.

Окружив озеро, онкилоны вытащили в конце его, противоположном загону, приготовленные ранее четыре челнока, сшитых из березовой коры берестянки; в каждую из них сели по два человека: один с веслом, другой с колотушкой и ремнем в руках. Челноки быстро отдалились друг от друга, но через промежутки между ними были протянуты ремни, тащившиеся по воде. Люди на корме потихоньку гребли; люди на носу все время подбрасывали ремень, который шлепал по воде, производя плески и брызги, пугая плававшую птицу, которая с кряканьем и гоготаньем постепенно стремилась по воде к загону. По берегам озера продолжался адский шум и стук загонщиков; по воде двигалась стена плеска, сопровождаемая криками лодочников. Птица начала метаться; отдельные экземпляры, улучив момент, когда ремень опускался в воду, прорывались обратно; другие пытались выбраться на берег, но, когда они подплывали слишком близко, загонщики пускали стрелы – и пронзенные птицы бились на воде и увеличивали смятение.

Так мало-помалу сотни птиц были согнаны к концу озера. По мере движения челноков и загонщики перемещались по берегу; передние переходили уже к изгороди, но здесь переставали шуметь и прятались в траву. Когда конец озера был уже близко, лодочники удвоили рвение, так как от их ловкости теперь зависела удача загона, – птицы сгрудились на небольшой площади. Нужно было, чтобы ремень плескал непременно и сильно, иначе вся масса, улучив минуту, могла ринуться назад и пришлось бы начинать все дело сначала.

Но вот передние стайки, подплыв к берегу, стали вылезать в траву, пробираясь вперед; за ними последовала остальная масса, и сплошная волнующаяся река гусей и уток потянулась в глубь загона с кряканьем и гоготом. Как только последние вышли из воды, лодочники тоже выскочили на берег; к ним присоединились ближайшие загонщики и стуком и криком гнали птицу вперед. Наконец вся стая сгрудилась в тупике, где изгородь была прочнее, а трава вытоптана. Теперь загонщики, окружившие изгородь, а также вошедшие вслед за птицей, начали безжалостное избиение: со всех сторон десятки палок колотили по головам несчастных пернатых; крики разъярившихся людей, глухие удары палок, хлопанье крыльев, отчаянные кряканье и гоготанье слились в невообразимый шум. В воздухе беспрерывно мелькали окровавленные палки; груды убитых и трепещущих росли на глазах. Отдельным смельчакам удавалось прорваться между ногами загонщиков или через бреши изгороди назад к озеру или на поляну.

Наконец все перебиты, немногие спаслись, тупик наполнен кучами птицы. Шум сразу затих. Люди опрокидывают изгородь и начинают уборку добычи: связывая ремешками попарно ноги, перебрасывают птиц через те же палки, служащие теперь носилками; два человека несут к стану две палки с тридцатью-сорока парами уток или же пятнадцатью-двадцатью парами гусей; дети тоже тащат на своих палках груз, но поменьше.

У стойбища все сваливают в кучу, и начинается новая работа – ощипывание перьев и потрошение; пух собирается в кожаные мешки, потроха сваливаются на пластины корья. Горят костры, калятся камни, приготовлены все деревянные сосуды – сегодня будет обильный суп из потрохов. Шум, говор, визг детей, усердно помогающих и мешающих всем, наполняют воздух. Вот возвращаются и лодочники и несут еще охапки птиц – они собирали по озеру подбитых стрелами загонщиков с берега.

После чистки, уже вечером, началось копчение птицы впрок: отсутствие соли и посуды не позволяли сохранить птицу долго в другом виде. Поэтому из корья устраивали шалаши; под их крышей на жердях подвешивали очищенных птиц, а на земле разводили дымокур, который нужно было поддерживать несколько дней. Поздно вечером кончились работа и еда, а на следующее утро нужно было повторить то же самое на другом озере, через день – на третьем. Медлить было нельзя, так как маховые перья быстро отрастают и птица начинает, хотя и плохо, летать. Тогда и изгородь не помогает.

Путешественники приняли участие в загонах, хотя и без особого удовольствия – им также нужны были зимние запасы; жены их, конечно, участвовали очень охотно. Но три дня этого промысла произвели на чужеземцев кошмарное впечатление: суета, шум, беспощадное избиение беззащитных существ, горы битой птицы, костры, объедение всех участников и их алчность, желание истребить побольше сливались в неприятное зрелище, и они были рады, когда охота кончилась.