Артем Каменистый - Это наш дом

– Господи… и как меня сюда угораздило попасть… Иногда кажется, что в этом мире не осталось ни одной вонючей дырки, которую мной не затыкали, но нет же – находится еще одна, поуже и повонючее…

– Друг Олег, я не пойму, о чем ты говоришь?

– И понимать нечего. К этим паукам нам когда-нибудь придется вернуться. И вырвать у них сиды вместе с головами.

– Стеклянные пауки это делать не позволят.

– А кто их спрашивать будет? Или нас? Добрыня хочет обеспечить нас сидами на века, а может, у него насчет них и другие планы есть… Ладно, достаточно – выходим. Все, что надо, я уже увидел. В следующий раз придем сюда всерьез, с оружием против этих паучков… или с надежным способом их умерщвления.

После Гриндира полдень солнечного летнего дня казался чуть ли не стужей – впечатление сродни тому, будто из раскаленной парилки нырнул в январскую прорубь. Бойцы с наслаждением содрали бурнусы – за каких-то минут пятнадцать – двадцать светлая ткань одеревенела от высохшего пота. Людей пошатывало – столь сильные перепады температур на самочувствии сказываются не лучшим образом.

Когда Олег спустился наконец к реке, ему показалось, что сегодня он в быстром темпе отмахал километров пятьдесят на своих двоих с наковальней в рюкзаке – ноги подгибались. От противоположного берега отчалила лодка с парой ваксов. Опасаясь нападения обитателей Гриндира, лагерь Олег поставил к северу от реки, надеясь, что через воду они не переберутся. Хорошо, что рядом у союзников была стоянка рыболовов – без их долбленки переправляться для разведки было бы очень неудобно.

В лагере его ждала приятная новость: группа вернулась из поселка. Они благополучно доставили трофейную киноварь и скот, взамен притащили боеприпасов и продуктов. Запасы отряда теперь вернулись к первоначальным цифрам, как будто не было войны в горах. Правда, разрывных снарядов сейчас было поменьше, но это небольшая потеря – в боях с ваксами они не особо-то и помогли.

Кроме вещей доставили еще и послание от Добрыни. Вождь островитян решил, что война в горах вышла слишком уж скоротечной, и придумал для экспедиции новое задание. После разведки тропы, по которой в Гриндир бегали местные ваксы и хайты, им следует отправиться на север – исследовать район верхнего течения Нары, желательно до границы с Хайтаной. При этом помимо поиска месторождений полезных ископаемых следует обращать внимание на наличие земель, пригодных для пахоты. Если таковые найдутся в большом количестве, следует изучить их досконально, создав подробные карты с указанием рощ с хорошим строительным лесом, местами, где можно добывать строительный камень, известняк и глину. Источники, ручьи и речки, озера, ориентиры – нанести надо как можно больше точных данных. В дальнейшем там будет создано сельскохозяйственное поселение, и такая карта первым поселенцам очень пригодится. Опираясь на поддержку союзных ваксов, эти люди должны будут перекрыть хайтам доступ к Гриндиру.

Настоящая глобальная стратегия…

Сегодня вечером Олег прикажет зарезать последнюю свинью и выставит последнее пиво. Пусть ребята порадуются спокойным деньком – тоже последним. Завтра они выступят к тропе, а после отправятся на север. Долгих отдыхов с капитально устроенными лагерями больше не будет: чем больше они пройдут, тем большую территорию удастся исследовать.

Глава 11

– Слушай, а твой здоровенный приятель хоть иногда говорит? – лениво поинтересовалась Рита.

– Ты это о Кире? – уточнил Андрей.

– А у тебя есть другой молчаливый здоровенный приятель?

– Нет, такой один… Киркоров немой. Когда наш самолет упал, ему шею сильно повредило. Непонятно, как он вообще выжил, но с тех пор говорить не может. Поначалу как-то сипеть пытался, но потом бросил это дело. А зря, может, приловчился бы говорить заново, потренировавшись.

– Хорошее вы ему прозвище придумали… юмористы. Я бы, наверное, попроще сделала. Назвала бы его Певец.

– Любишь ты поиздеваться, – хмыкнул Андрей.

Беседовать было не слишком удобно: Андрей с Ритой лежали животами в траве, наблюдая, как в сотнях метров от них неторопливо разворачивается загонная охота. Диких коз заметил Серж – посланный в дозор, он вскоре прибежал назад, заявив, что рядом пасется стадо антилоп. Насчет стада он загнул – стайка: козел с длиннющими рогами, две самки и мелкое создание неопределенного пола. Рита заверила, что в крупном звере не менее трех десятков килограмм мяса и съедобной требухи. Не слишком много, но в отряде осталось всего лишь одиннадцать человек, хватит накормить всех до отвала. На два-три дня продовольственная проблема будет решена. Потом опять придется что-то придумывать, но это будет уже потом.

Подойти к пугливым животным на расстояние броска дротиком нечего и мечтать. Подкрасться незаметно тоже не получится – растительность в этих местах далеко не пышная, в здешней траве даже кошке нелегко пробираться незаметно. Пришлось мудрить с облавой. Девять человек направились в обход стада, двое засели в удобном местечке. Если все пройдет, как задумано, антилопы должны промчаться возле засады.

Жарко припекало солнце, вечно голодные мухи и жирные слепни жадно атаковали человеческую кожу, снизу на вкус ее пробовали муравьи. В общем, лежать было не слишком весело. Андрею надоело ерничанье женщины, и больше он ее расспросами не донимал, чтобы не нарываться на иронические отповеди. Странная она, ей-богу, не может три слова сказать, не попытавшись при этом пару раз доказать, что ты дурак. В итоге вышло как в анекдоте: «Проще пятнадцать минут помолчать, чем всю ночь уговаривать». Рита наконец нарушила молчанку сама – смилостивилась до вопросов.

Теперь надо не вспугнуть: может, она что-нибудь интересное расскажет?

– Андрей, а почему у тебя прозвища нет?

– Не понял?

– У всех ваших ребят прозвища – я еще ни разу не слышала, чтобы по именам кого-то называли – только женщин. А тебя по имени.

– Не всегда. Иногда говорят Дрю.

– Это не прозвище, это радикальное уменьшительное от имени. Ты что, большой босс у них? К тебе только по имени можно?

– Да нет, я тут далеко не босс. Просто эти лагерные игры не по мне. С самого начала этому не переставал сопротивляться.

– «Лагерные игры»?

– Ну да. Прозвища-погоняла, жаргон тюремный – это у нас как-то постепенно сложилось. Не знаю даже почему. Возможно, это неминуемо в таких условиях. Хотя, будь люди другие, вряд ли бы так вышло… Не мое это. Мне кажется, что, отказываясь от своего имени и привычного языка, ты как бы опускаешься. А опуститься в нашем случае… это означает смириться с тем, что ты обреченный скот. Знаешь, от чего у нас больше всего народа поумирало? Не от болезней и не от запусков – больше всего у нас оказалось самоубийц. Человек понимает, что он полетел вниз, в бесконечный тупик, и надежд выйти из него у бедолаги на каком-то этапе уже не остается. В наших условиях прикончить себя очень нелегко было. Я диву давался, какие способы придумывали люди. Столько труда, смекалки, упорства… Просыпаешься утром, а рядом с тобой в уголке сарая твой товарищ в темной луже – ночью перерезал на руках вены куском стекла, а когда убедился, что кровь не желает хлестать фонтаном, чикнул себя по горлу… Эту энергию на что-то другое бы пустить… А на что? Я вот всю ее пускал на сопротивление – не поддавался. После каждого дождя стирал одежду – грязь всю не убрать, конечно, но зато себе мог признаться честно, что не стал неряхой, не опустился. Разговаривать старался без фени. Регулярно устраивал побеги. Знал, что бежать оттуда некуда – мы ведь не подозревали, что в этом мире есть другие люди и земли, чистые от «этих». Побегом доказывал – я с этим еще не смирился. И на попытки дать прозвище реагировал нехорошо – как минимум не отзывался.