Джефф Вандермеер - Консолидация

Увидел, что она уловила связь, но ни малейшего чувства вины.

— Теперь они знают, что член их дружины Рейчел Маккарти поддерживает контакты с правительством — а сверх того, ейный дружок, как уже отмечено — самовластный собственник, ревнивый, деспотичный самодур. И этот сам-дружок накручивает себя, глядя, как оперативник возвращается назавтра, хоть на сей раз тот и не разговаривает с Маккарти, но пребывая в полной уверенности, что они придумали тайный способ общения. Довольно и того, что оперативник вернулся. Дружок вбивает себе в башку, что его девица может быть причастна ко всему этому, что, может статься, Маккарти шпионит за ними. И что же, по-вашему, они делают?

Уитби воспользовался возможностью дать ответ на другой вопрос: выскользнул из-за столика и побежал прочь вдоль изгиба стены в направлении научного отдела, не удосужившись даже наспех попрощаться.

Покинув Контроля наедине с Грейс.

— Будете угадывать? — вопросил Контроль у Грейс, обрушив всю тяжесть гнева и ненависти к самому себе на заместительницу директора и старательно позаботившись, чтобы на них обратились взгляды всех присутствующих в кафетерии, каковых набралось человек пятнадцать.

А чтобы возродить эмоции почившего в бозе сценария, начал думать о таких вещах, как «топографические аномалии», «видео первой экспедиции» и «гипнотическое воздействие», поставив с ног на голову ритуал, требующий держать в голове слова вроде «чудовищный зоб» и «домашнее задание по математике», чтобы не кончить слишком рано во время секса.

— Будете вы угадывать на хер? — прошипел он этаким театральным шепотом, испытывая желание исповедоваться не кому-либо из присутствующих, а лишь биологу.

— Они застрелили Рейчел Маккарти, — выговорила она.

— Да, правильно! — выкрикнул Контроль, зная, что даже люди, подающие пищу в дальнем-предаль-нем буфете, услышат его и уставятся на него.

— Они застрелили Рейчел Маккарти, — сказал Контроль. — Хотя ко времени, когда они принялись искать меня, я уже благополучно был дома. После чего? Двух-трех разговоров? Стандартные штучки наблюдения и внедрения, с моей точки зрения. Меня отозвали для разбора, призвав разбираться с последствиями других, более обстрелянных агентов. Вот только к тому времени боевики избили Маккарти до полусмерти и приволокли ее на верх заброшенной каменоломни. И хотели, чтобы она сказала правду, просто сказала правду про субъекта в баре. Чего она сделать не могла, потому что была невиновна и не знала, что я оперативник. Но это был неправильный ответ — к тому моменту любой ответ был неправильным. — И всегда будет неправильным. И примерно ко времени, когда он ликовал, что помог щелкнуть дело, как орешек, и судья выдавал ордера, дружок выстрелил Маккарти в голову — дважды — и позволил ее трупу рухнуть на мелководье внизу. Чтобы три дня спустя ее нашли местные копы, и вскоре дело перехватила нацбезопасность.

С любым другим было бы покончено, хотя он был еще слишком зелен, чтобы знать об этом. Не знал многие годы, что мать спасла его, к добру оно или к худу. Требовала ответных любезностей. Дергала за ниточки. Давала на лапы. В ход шли все традиционные клише, маскирующие всякую уникальную коллизию. Потому что, — поведала она ему, наконец сознавшись, когда уже было ни горячо, ни холодно, — она верила в него и знала, что он способен на куда большее.

Контроль год провел в подвешенном состоянии, посещая терапию, неспособную заделать брешь, вытерпел программу переподготовки, забросившую широкую сеть, чтобы изловить крохотную ошибочку в его сознании, упорно ускользавшую снова и снова.

Затем ему поручили административную кабинетную работу, от которой он снова проложил путь вверх по служебной лестнице до возвышенной не-позиции «наладчика», отчетливо понимая, что в поле его не отправят уже никогда.

Настолько, что в один прекрасный день его могли призвать возглавить диковинное захолустное агентство. Настолько, что то, в чем он не мог заставить себя сознаться ни перед одной из своих подружек, он посмел прокричать во всю глотку в кафетерии перед

W / W

женщинои, вроде бы ненавидящей его.

Птичка, что являлась ему раньше темным силуэтом на фоне высоких окон кафетерия, все еще там летала, но теперь ее порхания больше напоминали пластику летучей мыши. Дождевые тучи собирались снова.

Грейс все еще сидела перед ним, оберегаемая с высот когортами из прошлого. Контроль тоже все сидел там, а Грейс теперь начала прохаживаться по его грешкам помельче, одному за другим, без какой-либо определенной системы, хоть уже некому было слушать. Она прочла его личное дело, наложив руку и на другие документы. Талдыча их, она вещала и другие вещи — о его матери, об отце, тянула литанию вихляющегося парада или процессии, как ни странно, больше не ранившую, не достававшую до живого. Вместо того Контроля начало наполнять какое-то блаженное отупение. Она ему что-то говорит — ну и ладно. Она видит его ясно, она видит его прекрасно, от его умений вплоть до его слабостей, от его мимолетных связей до его кочевого образа жизни, вплоть до отцовского рака и двойственного отношения к матери. Легкость, с которой он принял то, что мать заместила работой и семью, и религию. И все остальное, все-все, и в интонации ее подмешивалось что-то вроде скупого уважения к его отказу махнуть на все рукой с эдаким жалостливым озлоблением.

— А вы никогда не совершали ошибок? — спросил он, но она пропустила вопрос мимо ушей.

И вместо того даровала ему мотив:

— На сей раз ваш контакт пытался отрезать меня от Центра. Напрочь.

Голос, продолжающий помогать ему на манер разбушевавшегося быка.

— Я об этом не просил. — Что ж, если и просил, то больше этого не хочет.

— Вы снова заходили в мой кабинет.

— Нет. — Хотя такой уверенности он и не питал.

— Я пытаюсь сохранить все как есть для директрисы, а не для себя.

— Директриса погибла. Директриса не вернется.

Она отвела взгляд, устремив его за окно на двор и

раскинувшееся за ним болото. Свирепый взгляд, заставивший его прикусить язык.

Может, директриса свободно парит над Зоной Икс или скребет сорванными под корень ногтями землю, камыши, пытаясь ускользнуть… от чего-то. Но здесь ее нет.

— Подумайте, насколько хуже все может пойти, Грейс, если меня заменят кем-нибудь еще. Потому что вас директором не сделают никогда. — Правдой за правду. Уж это-то он может сделать.

— Знаете ли, я только что оказала вам любезность, — заметила она.

— Любезность? Еще бы.

Но он понимал, о чем речь. Все, что только было срамящего или нелестного для него, она сейчас выпалила попусту, растратила весь боезапас, шарахнула из пушки в белый свет. Она извлекла на свет все остальные вещички из своей шкатулки порицаний и тем, что не приберегла ничего на потом, поведала ему, что не будет использовать их в будущем.