Саке Комацу - Продается Япония (сборник)

Да что там автоматическая дверь! У моего кореша даже радар есть, честное слово! Сама установочка внутри, а антенна из двери торчит. Можно дома сидеть, поплевывать, а как появится гусь — это на нашем жаргоне прохожий так называется, — выходи и начинай канючить. Одно плохо: гуси теперь обленились, никто пешком не ходит, а гоночного турбомобиля, чтобы догонять гусей на колесах, у нас еще нет, не приобрели. Откуда радар раздобыли, спрашиваете? Дороговато для нищих? Да что мы, дураки что ли — покупать?! На свалке нашли. Неподалеку от наших труб есть такое место, куда старое барахло выбрасывают. Сейчас ведь — что? Ученые, почитай, каждый день разные штучки изобретают. Ну, аппаратики и устаревают. Куда их девать? Известно, на свалку. Департамент по уничтожению вышедших из употребления вещей, ДУВУВ сокращенно, никак не выговоришь. Вот и валят все на свалку. А нам хорошо. Я, например, недавно сделал рейд по трущобам, в районе небоскребов. Там тоже полно подходящих вещиц. Выудил из помойки цветной транзисторный микротелевизор. Целехонький. Притащил в свою трубу, а кореш давай ржать, чуть не лопнул со смеху.

— Обалдел ты что ли, — говорит, — такую рухлядь домой тащить! Если уж тебе приспичило телепередачи смотреть, поискал бы телик на нашей свалке. Тут их до черта. Новехонькие, предпоследнего выпуска.

У него классный телик. Маленький такой рулончик, а развернешь — здоровенный экран получается. И видимость отличная. Эту модель в прошлом году выпустили. Только они поступили в продажу, трах-бах — опять новинку изобрели: телевизор-носовой платок. Ну и полетели рулончики на свалку.

Честно говоря, я даже приуныл — стоило по трущобным помойкам шляться!

— Может, эту штуковину антиквару отнести? — сказал я.

— Иди, дурак, иди к антиквару! — засмеялся Косю. — То-то он обрадуется. Да разве это антикварная вещь? Твоему телику от силы тридцать лет. Был бы он пятидесятилетней давности, может, и дали бы настоящую цену.

Обидно мне стало — я старался, а он смеется, гад. Включил телевизор, работает отлично.

— Не я дурак, а тот, кто его выбросил, — говорю.

Косю только сплюнул.

— Ох и серость! Ни шиша не понимаешь. Отстаешь от эпохи. Разве можно в наше время за всякое старье цепляться? Создавать и использовать новое — вот основа прогресса.

— Да на кой он сдался, прогресс этот самый?

— Что?.. И этого не понимаешь?! И с таким олухом я связался! Да пойми, дурья башка, без прогресса не выдержишь конкуренции!

— Какая еще конкуренция?

— Между фирмами, понимаешь? Потерпела фирма крах — и все, хана. Лопнула, как мыльный пузырь. А уж если все фирмы лопаться начнут, это тебе пострашней цунами — такое трясение по всей земле пойдет! Дошло?

— Дошло-то дошло… Только зачем им конкуренция? Прикрыли бы эту лавочку, и дело с концом…

— А прогресс?! Без конкуренции нет прогресса.

У меня от таких разговоров всегда в голове туман образовывался. Как же так получается? Без прогресса нет конкуренции, а без конкуренции нет прогресса… А если есть и то и другое, все жрут друг друга, как лютые звери. Похуже войны, пожалуй…

— Н-да… — пробормотал я. — Все, значит, устаревает. Даже люди. Вот мы, например Вышвырнули нас из жизни. На свалку. А мы ведь еще работать можем, как этот телевизор…

— Заткнись, надоело! — оборвал меня Косю.

Он терпеть не мог подобных разглагольствований. Раньше-то он механиком был. Первоклассный мастер, золотые руки. Вот и заедает его теперь…

А еще у нас такой случай был. Появился на нашей свалке заводской робот. Жутко дорогая штука. Лежит теперь на самом верху кучи, Туловище отдельно, башка отдельно. Голову сняли, значит, как с человека все равно. Когда мы его в первый раз увидели, прямо ошалели от радости, хоть и приметили, что парень-то весь металлический. Да уж больно давно гусей не попадалось. Ну и мы, честно говоря, в тот день под градусом были.

Кореш-то мой выскочил из трубы и ну кланяться, мне орет:

— Давай включай магнитофон!

— Какую ленту ставить? Всегдашнюю?

— Ясно, всегдашнюю! Да пошевеливайся ты, раззява!

Когда нас приняли в цех нищих, — все забрали, до нитки, оставили в чем мать родила, задарма-то и нищим нельзя стать! — старейшина цеха дал нам ленту с записью «Плача». До того жалостный «Плач», аж слезу прошибает. Говорят, запись сделана лет сто назад главным паханом генерального прихода нищих. Непревзойденный мастер был. Мало кто мог с ним тягаться. Уж про нас, новичков, я и не говорю. Мы умели только лепетать, как грудные младенцы…

Ну, включил я, значит, «Плач», основную часть, махнул корешу рукой — начинай, мол! Он поднял рупор повыше и давай бить поклоны. "Господа хорошие! — зарыдал магнитофон, и до того громко, до того жалобно! А голос такой отработанный, хорошо поставленный, ни дать ни взять — лауреат конкурса вокалистов! — Подайте милостыньку сирому, убогому! Не поленитесь, господа, опустить ваши щедрые ручки в карманы и достать монетку! Вам — облегчение, нам — пропитание! Низко кланяюсь, благодетели…" А под конец стихами, да так складно.

И тут напарник мой как завопит:

— Тьфу ты, дьявол, этот фрайер ведь без головы!

Смотрю — точно; голова у него подмышкой.

Косю разъярился:

— У-у-у, зараза! Если уволили — сняли голову, так нечего тут шляться, издеваться над бедными нищими!

— Извините, — вежливо ответил робот, — некуда мне деться. Все склады металлолома битком набиты. Я и пошел на свалку…

— Ага, безработный, значит, — ехидно сказал Косю. — А что, тебе хоть жрать не надо, и то хорошо. На кой только тебе наша свалка сдалась? Сплюснулся бы, прилег под дверьми склада, глядишь, и подобрали бы.

— Нельзя, — ответил робот голосом, лишенным всякой интонации. — Если увеличить тоннаж металлолома на складах, цена на лом упадет. В текущем году к нам на завод поступила новая партия роботов. Они вдвое производительней нас, а эксплуатационные расходы у них вполовину меньше.

— Ясно, — ухмыльнулся Косю. — Поэтому тебя и вытурили. Я бы тоже на месте дирекции так поступил. Прогресс заключается в конкуренции, то есть в непрерывном совершенствовании орудий производства. Да и фирма, выпускающая роботов, может прогореть, если предприятия не станут покупать новых моделей. А все вместе называется капитализм. Понял? Да здравствует стимулирование эффективного потребления?

Если бы роботы могли обижаться, я бы сказал, что он обиделся. Уж очень грустной выглядела его голова, болтавшаяся подмышкой.

— Может быть, вы и правы, — сказал он, — но я ведь еще в очень хорошем состоянии. Мне бы работать и работать. Не пойму я людей — до чего же расточительные существа! Впрочем, они в последнее время тоже обесценились, как и мы, роботы.