Кристофер Сташефф - Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров)

Он стоял, слушая эхо своего голоса, замурованного в пустых коридорах.

Громкая речь могла быть здесь весьма впечатляющей.

Траурный погребальный голос ответил ему из разреженного воздуха, простонав:

— Оставь нас, смертный. Оставь нас в покое в наших могилах Мы никому здесь не вредим в наших холодных старых коридорах.

— Никому, кроме тех людей, что заходят сюда, — отрезал Род. — Их вы убиваете, как убили бы меня, одним тяжким страхом.

— Немногих, — погоревал дух. — Очень, очень немногих, смертный. Только сумасшедших и дураков.

— Если вы убили здесь, в коридорах, хоть одного человека, вы убили одного лишнего! — обвинил в ответ Род.

— Разве ты не убил бы, человек, защищая свой дом?

— Какое ты имеешь право на эти коридоры? — фыркнул Род.

Дух вдруг очутился рядом, возвышаясь над ним.

— Я некогда был Горацио, первым лордом Логайром! — в гневе прогремел он. — Именно я и построил этот замок! Ужель я не имею права на самую бедную и холодную часть его коридоров?

Страх пронзил живот Рода, он сделал шаг назад, затем стиснул зубы и снова шагнул вперед.

— Тут у тебя есть аргумент, — признал он, — и владения эти, как ни крути, девять десятых права. Но сколько тебе пришлось убить, чтобы приобрести эти владения?

— Никого. — Дух, казалось, был очень опечален этим. — Все в страхе бежали.

Род кивнул, пересматривая свою оценку духа. Горацио явно не убивал, когда мог без этого обойтись. Однако, вероятно, был в восторге, когда это становилось необходимостью…

— Я не собираюсь причинять тебе никакого вреда, Горацио. — Он вдруг сардонически усмехнулся. — Какой вред я мог бы тебе причинить, даже если бы захотел?

Дух вскинул голову, уставившись пустыми глазницами на Рода.

— Разве ты не знаешь, смертный?

— Духам, — поспешно произнес за ухом у Рода голос Векса, — как и всем сверхъестественным существам, можно причинить вред холодным железом или серебром или любым другим средством хорошей проводимости, хотя золото обычно расценивалось, как слишком дорогое для такого употребления.

Дух все выше вырисовывался над Родом, наступая на него.

Род шагнул вперед с кинжалом наготове.

— Стой, где стоишь, — резко приказал он. — Холодное железо, помнишь?

— Тогда, значит, — прошептал Векс, — ты знаешь секрет их силы. Ты можешь привести целую армию с затычками в ушах.

— Тогда, значит, — произнес Род, — зная секрет вашей силы, я могу привести сюда целую армию с затычками в ушах.

Дух остановился, углы его губ опустились.

— Я думал, ты сказал, что не знаешь.

— Теперь знаю. Один шаг назад, будьте любезны.

Дух неохотно отступил, простонав.

— Что за призрак стоит рядом с тобой, советуя тебе?

Род оскалил зубы в усмешке.

— Черный конь, сделанный из холодного железа. Он в конюшне замка, но может говорить со мной оттуда.

— Пука, — прорычал Горацио. — Конь-призрак, предавший мир духов.

— Нет, — мрачно покачал головой Род. — Это совсем не призрак. Я ведь сказал, что он сделан из холодного железа, не так ли?

Дух решительно замотал головой.

— Никакого такого существа быть не может.

Род вздохнул.

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Но это не по существу. Для тебя важно лишь, что я не собираюсь учинять здесь никакого вреда. Я просто кое-что ищу. Я найду это и уйду. Идет?

— Ты — хозяин. Зачем спрашиваешь? — с горечью произнес дух.

— Вежливость, — объяснил Род. Затем в голове его промелькнула нестойкая и неясная надежда. — Да, кстати, я менестрель…

Челюсть духа отвисла, затем он кинулся вперед, вытянув руки.

— Музыка! О, сладкие звуки музыки! Сыграй нам человек, и мы в твоем распоряжении!

— Секундочку! — поднял руку Род. — Ты построил эти коридоры, Горацио Логайр, и поэтому я прошу у тебя дара спокойно ходить по этим коридорам. Дозволь мне это, и я вам сыграю.

— Ты можешь ходить, можешь ходить, где тебе угодно! — дрожа, согласился дух. — Только сыграй нам, человек!

Очень ловко, подумал Род. Столь же хорошая работа по спасению лица, как и вся, когда-либо проделанная мною… В конце концов, нет смысла наживать себе врагов, если ты можешь избежать этого.

Он поднял взгляд, вздрогнул и в потрясении уставился на окружившую его плотную стену духов, по меньшей мере, в три ряда глубиной, — все глядящие на него так, как голодный на фабрике спагетти.

Он с трудом сглотнул и снял с плеча лютню, произнеся мысленно благодарственную молитву, что не имел возможности оставить ее в спальне-сеновале.

Он коснулся струн, и по рядам духов прокатился стон экстаза, словно далекий отзвук погребальных колоколов, донесенный полуночным ветром.

Тут Роду пришло в голову, что он приобрел отличнейшую позицию для заключения сделки.

— Э, лорд Горацио, за две песни не скажете ли, где находятся тайные ходы?

— Да, да! — откровенно завизжал дух. — Замок — твой, и мой домен, и все, чем я владею! Хоть королевство, если пожелаешь, только сыграй нам, человек! Ибо десять сотен лет мы не слыхали ни звука человеческой музыки! Только сыграй, и весь мир — твой!

Тогда Род принялся щипать струны, и духи задрожали, словно школьница, получившая первый поцелуй.

Он сыграл им «Гринслив» и «Пьяного матроса» — это были самые древние из известных ему песен. От них он перешел к песне «Полдень духа» и «Несчастная мисс Бейли». Он собирался вдарить «Призрачных всадников в небе», когда ему пришло в голову, что духам могли не особенно нравиться песни о духах. В конце концов, смертные рассказывали истории о духах ради эскапизма; по тому же критерию призракам хотелось услышать о жизни скучной, ординарной, обыденной, о чем-то мирном и утешающем: воспоминания о зеленых пастбищах и журчащих ручейках, мычащем стаде, медленно поворачивающемся в подветренную сторону.

Поэтому он сыграл все, что мог вспомнить из шестой симфонии Бетховена, что было нелегко сделать, играя на ирландской лютне.

Последние аккорды замерли среди пустых коридоров. С миг духи хранили молчание, потом по их рядам пронесся благодарственный удовлетворенный вздох.

Могучий голос Горацио Логайра тихо проговорил рядом с Родом:

— Воистину, самое прекрасное пение. — Потом он сказал очень осторожно: — Подари нам еще одну, человек.

Род с печальной улыбкой покачал головой.

— Часы ночные поджимают нас, милорд, а я должен многое сделать до рассвета. В другой раз я вернусь и сыграю вам вновь, но теперь я должен уходить.

— И верно, — сказал Горацио с еще одним вздохом. — Ну, ты вел себя с нами честно, человек, и показал нам учтивость без принуждения к оной. Так неужто мы позволим гостю превзойти нас в гостеприимстве? Нет, но идем, и я покажу тебе двери и ходы внутри стен своего замка, я расскажу тебе обо всех его изгибах и поворотах.