Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Фрайди (сборник)

— Ну, чего уставилась? Хочешь понять, что я такое? Смотри, у нас тут за такое… могу и полисмена позвать.

Она разглядела меня более внимательно и чуть более дружелюбно поинтересовалась:

— Иностранка, что ли?

Я кивнула.

— О’кей. Только лучше никому не болтай про это, людям тут это не нравится. Мы-то тут демократы все, ясно? Так что берите билеты и проваливайте.

Джордж купил два билета.

Мы вошли в зал.

Справа от нас вдоль стены шел ряд открытых кабинок. Над ними в воздухе парили голографические буквы:

ЭТИ УДОБСТВА

ПРЕДОСТАВЛЕНЫ ДЛЯ ВАШЕГО ОТДЫХА

И ЗДОРОВЬЯ БЕСПЛАТНО

КАЛИФОРНИЙСКОЙ КОНФЕДЕРАЦИЕЙ.

ПРЕЗИДЕНТ КОНФЕДЕРАЦИИ

ДЖОН «ВОЯКА» ТАМБРИЛ.

А выше букв красовалось голографическое изображение президента в натуральную величину.

За открытыми кабинками располагались платные, закрытые либо шторами, либо дверьми. Слева стояла стойка, увешанная всевозможными плакатами, за которой восседала особа совершенно определенного пола — дама бульдожьей комплекции. Джордж сразил меня наповал тем, что купил у нее какую-то жуткую косметику, флакончик дешевых духов и билетик в одну из кабинок в дальнем конце зала.

— Один билетик? — уточнила она, с прищуром глядя на Джорджа.

Джордж кивнул. Она поджала губы.

— И не стыдно обманывать старую женщину?

Доллар Британской Канады перешел из рук в руки и исчез под стойкой. Тетка сказала тихо, почти шепотом:

— Долго не задерживайся. Если позвоню, быстро выметайся. Седьмая кабинка, справа в конце.

Войдя в кабинку, Джордж плотно задернул шторки, включил свет и открыл кран над раковиной. Перейдя на французский, он сообщил мне, что, по его мнению, сейчас самое лучшее — заняться поскорее изменением нашей внешности с помощью подручных средств.

— Так что, дорогая, — резюмировал он, — сними с себя все и облачайся в тот костюм, что лежит у тебя в сумке.

Джордж поведал мне все детали своего плана, периодически переходя с французского на английский, время от времени спуская воду в туалете. Мне пришлось влезть в мой скандальный облегающий комбинезончик и наложить на лицо гораздо больше косметики, чем обычно. Не знаю, как выглядела знаменитая вавилонская блудница, но у меня было сильное подозрение, что я стала на нее похожа.

— Я знаю, что это не твой стиль, милая, но ты уж постарайся, а?

— Я попытаюсь, как ты выражаешься, вести себя адекватно.

— У-у-у, злопамятная! — тихо простонал Джордж.

— А ты сам, что же, собираешься влезть в тряпочки Жанет? Сомневаюсь, что они на тебя налезут.

— Нет-нет, переодеваться я не буду, только загримируюсь.

— Прости, не поняла.

— Рядиться в женскую одежду не буду, но размалююсь под гомика.

— Верится с трудом, но попробуй…

Со мной работы было немного — я стала выглядеть примерно так, как в тот день, когда меня подцепил Ян, а лицо мне размалевывал Джордж, заявив, что в этом он понимает побольше моего.

На себя Джордж положил еще больше косметики и вдобавок вылил на себя почти весь флакон жутких духов — тех самых, что купил за стойкой (слава богу, мне он их не предложил). На шею он намотал дурацкий оранжевый шарфик — мой бывший поясок. Он попросил меня начесать ему волосы и взбить их так, чтобы они торчали во все стороны. Ну вот, пожалуй, и все… кроме разве что кое-каких перемен в манерах. Он был похож на Джорджа… но весьма отдаленно напоминал того замечательного мужчину, с которым я провела ночь.

Я засунула все лишнее в сумку, и мы вышли из кабинки. Старая корова, сидевшая за стойкой, только рот раззявила, когда мы проходили мимо. Она-то ничего не сказала, но мужчина, стоявший рядом, облокотившись о стойку, изрек, ткнув пальцем в Джорджа:

— Ты! Шеф хочет тебя видеть. — И добавил, обращаясь, похоже, больше к самому себе: — Даже не верится…

Джордж остановился и отчаянно замахал руками:

— Боже ты мой, господи, это, наверное, какая-то ошибка!

Мужчина поковырял во рту зубочисткой и мрачно ответил:

— И мне так кажется, гражданин, однако ни вы, ни я не имеем права этого утверждать. Пошли. А ты, милашка, останься.

Джордж протестующе возопил:

— Я никуда не пойду без моей возлюбленной сестры! Вот так!

Корова облизнула губы и промычала:

— Морри, она может подождать здесь. Заходи, киска, за стойку, потолкуем.

Джордж едва заметно покачал головой, но я без него все прекрасно поняла. Останься я здесь, либо она поволокла бы меня в кабинку, либо я расквасила бы ей морду пепельницей. Я себя знала. То есть по долгу службы я мирюсь с подобными вещами, и, если уж на то пошло, она была не так отвратительна, как Булыжник Рокфорд, но по доброй воле… нет уж, прошу покорно…

Я прижалась к плечу Джорджа и стиснула его руку.

— Мы никогда в жизни не расставались — с тех самых пор, как дорогая наша мамочка, умирая, завещала мне заботиться о нем и ни на шаг от него не отходить, понятно?

Произнося эту душещипательную тираду, я еле сдерживала смех. Господи, что за чушь я несу! В общем, мы оба набычились и всем своим видом показывали, что готовы стоять до конца.

Мужчина по имени Морри тоскливо оглядел меня с головы до ног, перевел взгляд на Джорджа, потом опять на меня.

— Ладно, черт с вами. Пойдешь с нами, сестренка. Только, чур, рта не разевать и в разговоры не вмешиваться.

Пройдя штук шесть пропускных постов, на каждом из которых нас пытались остановить и разлучить меня с Джорджем, мы оказались в приемной. Первое впечатление от президента Конфедерации: он показался мне гораздо более высоким, чем тогда, на улице. Может быть, потому, что теперь на нем не было этой умопомрачительной шапочки из перьев? А второе — он показался мне еще более домашним, чем на портретах, украшавших страницы газет и журналов. Похоже, что, как многие политические деятели до него, Тамбрил сумел превратить свою невыразительную внешность в некое подобие политического образа.

(Эта «домашность», думала я, она что, необходима, чтобы возглавлять государство? А ведь если задуматься — и правда в истории не отыщется ни одного политического деятеля, который далеко продвинулся бы в политике, блистая настоящей красотой. За исключением, пожалуй, разве что Александра Великого, но у этого, так сказать, имелся трамплин — его папаша был императором.)

Ну, в общем, образно говоря, «Вояка» Тамбрил напоминал лягушку, которая пыжится изо всех силенок, пытаясь изобразить из себя жабу, но у нее плоховато получается.

Президент Конфедерации откашлялся: