Дмитрий Градинар - Расправляя крылья

— И-идёт. А чем добираться?

Теперь Джокарт и сам начал ощущать, как кровь сходит у него с лица. Был бы на нём Иидап, точно получил бы парочку инъекций. Но сейчас он даже жалел, что аптечка осталась в Крепости, очень уж неприятными становились ощущения — как будто силы уходят, а с ними уходит из-под ног земля.

— А она тебе не сказала разве?

— Что?

— Что на Землю собирается? Да, это точно любовь! Такие сюрпризы. Всё-всё, молчу. Просто в рекламнике говорилось о гастролях на целый год. Мы поэтому и не стали особо из-за билетов переживать. Всё равно за год успеем сходить

— На год?

— Так было написано. А вообще на Землю часто из провинций перебираются… Знаешь что? Найти-то вывеску ты найдёшь. Это не трудно: через два квартала городская надземка, проезжаешь восемнадцать станций, а там у кого-нибудь спросишь. Это место все знают. Только если это действительно она… Не переживай.

— Я не переживаю, — срывающимся от волнения голосом едва смог выговорить Джокарт.

— Это ты своему Индапу расскажешь. А вообще такое часто бывает. Ты — курсант, она — певица. Что у вас может быть общего, кроме постели? Повстречались — разбежались… Ну на меня-то зачем злиться? Я всё это уже прошел. И у меня любовь до гроба была. Танцами занималась. Всё хорошо начиналось, а как пошла жизнь курсантская, мою любовь — тю-тю! — даже не знаю, с кем и куда уехала.

— И не узнавал? — уже больше просто для того, чтоб сказать хоть что-то, спросил Джокарт

— Нет. Да и что толку, даже если бы узнал? Уехала и уехала. Плюнь и разотри. Как убедишься — садись обратно на экспресс и выходи на площади Цветов. Вот где раздолье для курсантов! Там у нас городское место знакомств. Девочки — не шлюхи, а… просто… новых ощущений хотят. Без формы там делать нечего. Главное — всё без напрягов, выбирай любую и… Эй, подожди, не хочешь — сюда возвращайся! Джин не забудь и себе что-нибудь возьми!

По Джокарт уже ничего не слышал и через пять минут старательно отсчитывал станции надземного экспресса: «первая, вторая, третья., одиннадцатая . восемнадцатая!»

…Рекламник был на месте. Лиин, такая красивая, одетая почему-то в комбинезон пилота, смотрела сейчас на Джокарта, маня к себе рукой и часто-часто моргала, прищуриваясь от яркого света, который изливался на неё со всех сторон живой картинки. С каждым взмахом её ресниц, с каждым движением полных, удивительно хорошо очерченных губ, Джокарт отходил на шаг назад. Он понял — это не его она звала, не ему улыбалась… Наконец Джокарт встретился спиной с каким-то одиноким деревцем, которого сразу даже не заметил. Оно было совсем не таким, как деревья Лунного причала, а чахлое и невзрачное, едва покрытое куцей листвой. И Джокарт показался сам себе таким же одиноким деревцем — оторванным от зелени настоящего леса, с корнями, закатанными в бетон, и без надежды стать высоким, могучим исполином.

Он пытался придумать для неё оправдание, и это ему почти удавалось, но потом карточный домик фантазий рушился, потому что оправданий здесь не требовалось. Это была её мечта — стать известной на Земле, петь «под вывеской», поэтому она и снялась для рекламника в форме пилота, которую так не любила.

«Почему она мне ничего не сказала?» — была последняя внятная мысль Джокарта.

А потом он куда-то шел, расталкивая замешкавшихся прохожих локтями, как тот тип в балахоне. Было душно. И ещё была площадь Цветов, куда он попал едва ли не случайно. Почему он здесь оказался, Джокарт вспомнил уже в салоне гравискутера, которым управляла девица с ярко накрашенными губами, такими же полными, как у Лиин, и в короткой юбке, едва прикрывавшей чёрные трусики. Она, не стесняясь, демонстрировала их Джокарту вместе с длинными ногами с отточенными икрами, — когда изгибалась, чтобы что-то показать там, внизу, среди безликих городских кварталов.

И ещё она постоянно хохотала, прикрывая рот кончиками пальцев, на которых алели длиннющие ногти каплевидной формы. Потом, когда скутер опустился на безлюдном горном склоне за пределами Мегаполиса, эти же пальцы зачем-то рвали с него одежду. Здесь была трава. Обнаженной спиной Джокарт чувствовал её щекотание, а девушка, загораживая ему предзакатное солнце, щекотала грудь своими распущенными волосами. И часто повторяла: «Не надо называть меня Лиин. Я — Эстела, понимаешь, глупый? Ты, правда, с „Австралии"? Тебе хорошо со мной?»

— Мне хорошо с тобой, Лиин, — невпопад отвечал Джокарт…

У неё оказалась с собой пластиковая упаковка какого-то крепкого напитка, но Джокарт не оставил ей ни капли. И снова её лицо, уже раскрасневшееся, с размазанной вокруг рта помадой, оказывалось над ним И ещё, и ещё!

«Да, девочка, да!» — нашептывал на ухо глумливый голос. И Джокарт вдруг понял, что это голос Лиин, которая говорит ему — да, Джокарт, это случилось. И мир переворачивался, теперь уже девица оказывалась снизу, в широко распахнутых глазах стоял неподдельный ужас, который вызывал у неё курсант с искаженным от боли и ярости лицом.

Потом неизвестно откуда появился Спенсер вместе с Балу, и Эстела что-то объясняла им, плача и стыдливо прикрывая одной рукой полную грудь, второй же прижимая к лобку свою крошечную юбку. Спенсер тряс его за плечи, заставляя надеть форму, а Балу безучастно смотрел, как девушка садится в скутер и улетает.

Джокарт пришел в себя только через несколько минут, уже после того, как Спенсер втиснул ему в сомкнутые губы капсулу-антидот

— Значит так, курсант! — прокатив «эр», будто жестянку по асфальту, отчитывал его пилот. — Если ты готов сойти с ума из-за первой же юбки, не лучше ли тебе будет вообще отказаться от идеи пилотировать истребитель? Я видел много способных парней, которым это так и не удалось. Они просто поменяли свою мечту на глупые переживания. Это же из-за Лиин, правда? — При этом Спенсер как-то неодобрительно поглядывал на Балу.

— Да, ком, — прищурившись, ответил Джокарт, даже не зная, как ему реагировать.

По сути, это было его личным делом, и почему бы им всем не оставить его в покое? Так и заявил он офицерам.

— Вы не знаете, что у нас было… Вы не понимаете, что она для меня значит… А этот рекламер… А она ничего не сказала…

Спенсер не слушал возражений, продолжая бушевать и тыча ему в лицо пальцем. Балу, стоявший до сих пор молча, наконец подошел и мягко отстранил пилота.

— Не надо, Спенсер, он не поймёт… Сейчас не поймёт. Здесь нужно время. — Потом он обратился уже к Джокарту: — Ты зря считаешь себя каким-то особенным. Все мужчины проходят через это. И мало кому удаётся избежать такой участи. Первый блин — почти всегда комом. Понимаешь?

Джокарт кивнул. Штурмовик продолжил.