Игорь Денисенко - Ронин

— Ты ошибаешься Леша, ты здорово ошибаешься.

— Ронин не хочешь по-хорошему, я ведь могу и по-плохому. Пуля он быстрая и тебе не увернуться. Чувствуешь в бок упирается?

— Эх, Алексей, если б ты не помог мне сегодня, я б тебя здесь и прикопал в этой роще. Прощай Востриков, один совет на будущее. Бросай ты свою уголовщину.

— Ты думаешь я тебе так просто отпущу..? — зашипел мне в ухо Востриков, брызгая слюной. Но что он сказал и сделал дальше мне уже узнать было не суждено.

Глава 10. Каждый самурай

Каждый самурай должен уметь пользоваться авторучкой. Если самурай не попал авторучкой в глаз врага с первого раза, значит, ему надо тренировать удар авторучкой.

Вакуум. Состояние материи, когда одинокий атом мечется в безвоздушном пространстве и не сталкивается с себе подобными. Не знаю, на точность формулировки не претендую, но душевное состояние у меня было подобное. Да и в голове как тот атом металась одинокая мысль: 'Как жить дальше?

Чувствовал я себя по большому счету инопланетянином. Ценность моя, полезность, приспособленность к жизни стремилась к нулю. Ведь, по сути, кем я был, и что я мог?

ТВМ — техник виртуального монтажа. Не скрою, специальность редкая. На телевидении я был почти бог. Я мог сделать день ночью, а ночь днем и усеять небо звездами. Я мог пролить дождь и посыпать землю снегом, опалить все огнем и обрушить цунами. Я мог населить мир невиданными созданиями и тварями с фантастическими возможностями. Я мог создать человека со своей индивидуальностью, со всеми привычками и манерами, со своей неповторимой внешностью, которую мог омолодить и состарить. Мог сделать его каким угодно. Добрым или злым. Умным или глупым. Веселым, ироничным и смешным. Но все это я мог там. А здесь для воплощения моих возможностей не было ни технического, ни программного обеспечения. Подайся я в этом времени на телецентр, и что я там обнаружу? Каменный век. Куча неизвестной, непонятной аппаратуры. И все мои знания и умения применения просто не найдут. Но что я мог ещё, что умел в этой жизни? В недалекой юности я любил шокировать девушек своим нестандартным образованием и своими хобби. Так, например, помимо фехтования, я занимался верховой ездой, ходил в тир, увлекшись одной танцовщицей, в восемнадцать лет стал посещать школу бальных танцев. Но ничего из этого совершенно было не нужно в реальной жизни. По крайней мере, за умения эти денег не платили. А без них существовать оказалось совершенно невозможно. Казалось, клеймо стертого преследовало меня в другом мире и времени.

Когда на станции Сороковой к остановке подошел наконец автобус марки ПАЗ, и толпа людей ринулась в него как на штурм Бастилии. Я сразу понял, верное название. В ПАЗ людей набилось, как в щель тараканов. И в этой сутолоке пухлая женщина преклонного возраста, восседавшая на сидении рядом с водителем, начала кричать и требовать деньги за проезд. Началось, с тревогой подумал я, деньги. Сколько их у меня? Просунув руку в карман тесных брюк, я нащупал мятую бумажку. Три зеленых рубля, много это или мало?

Для проезда оказалось много, судя по той горсти мелочи, что я получил на сдачу. Но как прожить на них дальше? И что делать. Впрочем, в тот момент я гнал от себя эти мысли.

Главным мне было добраться до главпочтамта и дать телеграммы. Поэтому, когда автобус въехал в город, на первой же остановке я сошел и поперся до почтамта пехом, экономя деньги и оглядывая город, ставший вдруг таким не знакомым. Нет, конечно. Не совсем.

Кое-какие здания были и в моем времени, но пятьдесят лет назад не было соседствующих с ними, да и сами здания были выкрашены в другой цвет, были моложе и смотрелись от этого иначе. Улицы сменили названия и номера домов, но сами улицы остались прежними. Реки асфальта, которые не меняют своего русла и направления. Меняются только окружающие берега, становясь выше. Впрочем, дно у рек тоже меняется. Асфальт с каждым ремонтом как ил в реке становится толще. Но пока он серый и тусклый от пыли.

Автомобилей до того мало, как и прохожих, что у меня сложилось впечатление, что город вымер. С удивлением и интересом я разглядывал окружающий меня город и редких людей на улице. Люди шли не торопясь. Люди почти такие же как и в мое время.

Одеты только по-другому. Да и лица, пожалуй, у них были другие. Открытые лица. Лица людей, которым нечего было скрывать. Не было в фигурах и походках ни излишней суетливости ни показной деловитости. Люди шли по своим делам просто, не задумываясь, о том какими они кажутся другим встречным. Может это мне поначалу так показалось, но я как-то сразу поверил в этих людей, поверил в их искренность и бескорыстность. Ощутил в душе некое умиление, словно встретил кого-то родного и близкого, который знает про тебя все на свете и ты знаешь его. Хотелось обратиться к первому встречному и поведать ему о своем приключении и попросить совета, как жить дальше. И очень может быть первый встречный войдет в твое положение и даст совет и поможет, просто так как баба Катя дав три рубля.

Хорошо однако, что эйфория моя от встречи со старым городом прошла, и я поддавшись настроению не подошел к первому попавшемуся полицейскому и не поведал ему о своей судьбе. Исход был бы очевиден. Я оказался бы на конечной остановке автобуса 25ого маршрута. А именно в областной психиатрической больнице. Но, тогда я ещё об этом не знал. А полицейские по дороге не попадались. Не было ни дорожных патрулей, ни камер наблюдения, ни фотоаппаратов. Автомобилей было мало. На полупустых перекрестках никто никуда не торопился и не сигналил нервно стуча по клаксонам. Одинокий самосвал, нагруженный доверху кирпичом, выстоял положенное время на светофоре и тронулся как только сменился свет. А ведь движения не было? Не было помехи ни справа, ни слева? Не было камер? Не было дорожных полицейских? Да в наше время не будь 'всевидящего ока' эта машина проехала бы наплевав на светофор. Что может остаться безнаказанным, то разрешено — такой негласный закон дорог нашего времени. Иное кажется странным. Прислушиваясь к своим ощущениям, я понял, что помимо умиления пыльный грязный город вызывал ощущение мира и покоя. Словно там в моем будущем идет бесконечная невидимая война. Ты это не ощущаешь, не сознаешь потому, что родился во время войны, и вырос во время войны, и все происходящее изо дня в день и нервный темп жизни воспринимаешь как должное. Но чтобы понять истинную картину жизни нужно увидеть другую. И лишь увидев, почувствовав это другое, иначе начинаешь смотреть на тот мир, в котором жил.

— Вот, — сказал я, протягивая заполненные бланки в окошечко. Бланков было три. Ленинград, Купчино, дом 7 квартира 69. Новокузнецк, улица Пирогова 10 квартира 37.