Зиновий Юрьев - Полная переделка. Фантастический роман

— Я ничего не хотел…

— Ну. конечно, — сказал я, — вы ничего не хотели. Вы хотели только спросить у него, в чем смысл жизни. Да? При знайтесь?

— Чего вы от меня хотите? — захныкал шофер плаксивым голосом. — Что за проклятая работа….. Люди, люди, спешка, злость, грязь, крик, суета… Господи, сделай так, чтобы не было людей с их злобой…

— А вы хотели сплавить меня полицейскому из-за избытка душевной щедрости? Или чтобы одним человеком меньше было?

— Оставьте меня, не мучьте! Не мучьте меня за какие-то паршивые полсотни. Я остановлю машину. Вылезайте, не мучьте меня! Хватит, я устал, и больше не могу жить так!

— Я уважаю ваше право на истерику, — сказал я. — Это святое право человека. Но вам придется возить меня до десяти часов утра. И не вопите так! Если вы устали, можете остановиться на площадке отдыха и отдохнуть. Но только там, где нет полицейского.

Мы вскоре нашли площадку, постояли молча, снова двинулись в путь. Снова стояли. Шофер молчал. Что-то в нем сломалось. Мне стало жаль его. И себя. И миссис Нильсен. И Одри.

Я вылез из такси в половине десятого. На счетчике было сто двадцать семь НД. Я положил на сиденье три бумажки по пятьдесят.

— Прощайте, — сказал я.

Шофер ничего не ответил. У него не было даже сил взять деньги, и он только тупо смотрел на них.

Я медленно пошел по Мажестик-стрит. В отличие от шофера такси я был рад толпе. Толпа была защитой. Гарантией от выстрела при попытке к бегству. Я зашел в кафетерий, выпил две чашки кофе и съел бутерброд. Было без пяти минут десять.

Я пошел к отелю. Тим уже ждал меня. С ним было два человека. Один доставал из кожаного саквояжа камеру. Другой открывал заднюю дверцу фургончика с эмблемой телевизионной компании, принадлежащей газете. Он вытащил маленькую телекамеру и присоединил ее к кабелю.

Я подмигнул Тиму. Он мне. Я посмотрел на часы. Ровно десять. Неужели мой друг Розен не появится? Тим вопросительно посмотрел на меня. Я едва заметно пожал плечами. Два мальчугана остановились и стали смотреть на человека с телекамерой. Сомневаюсь, чтобы они когда-нибудь видели живую корову, но марку телекамеры они определяли за полмили. Три минуты одиннадцатого. Я увидел, как Херб Розен переходил улицу. Боже правый, каждый раз, когда я вижу его, я поражаюсь его размерам. При более экономном творце из него бы вполне вышло два нормальных полицейских. Или три адвоката.

— Мистер Розен, — крикнул я, и он повернулся ко мне. Молодец, изумление на его лице было почти неподдельным. — Мистер Розен, это судьба…

Он двинулся ко мне почти бегом. Он должен был арестовать меня.

— Мистер Розен, я как раз хотел отдать себя в руки полиции.

— Язон Рондол, вы арестованы. Обвинение будет предъявлено вам в полицейском управлении.

— Прекрасно. Спасибо большое. Надеюсь, вы отметите, что я сдался добровольно?

Только сейчас Розен заметил, что мы оба стоим под объективом телекамеры. Вокруг собралась уже целая толпа. Он пожал плечами.

— Да, разумеется. И надо сказать, Рондол, вы правильно сделали. Руки, пожалуйста.

Я уже стал экспертом и по наручникам. И мне их надевали, и я их надевал. Я протянул руки, и Херб защелкнул браслеты у меня на запястье. На этот раз наручники были тройные. Третий браслет он надел себе на руку. Я подумал, что нормальный браслет не должен застегнуться на могучей ручище моего друга, но он все-таки защелкнул его.

Через десять минут мы уже шли по коридору полицейского управления Шервуда, и вслед за нами поворачивались все головы. Я был здесь популярной личностью. О, сладкое бремя славы… Когда-то, совсем маленьким, я мечтал о славе. Я вхожу куда-нибудь, допустим, в ресторан. Все головы, как на пружинах, поворачиваются в мою сторону. Легкий шепот, как ветерок, как шорох листьев: Язон Рондол… Сам Рондол. И вот — пожалуйста, дожил. Только вместо ресторана полиция.

Нас регистрирует дежурный офицер, докладывает куда-то. Звонят телефоны. Вбегают и выбегают люди. Явно больше, чем нужно. Но не посмотреть вблизи на самого Рондола — это кровавое чудовище… Адвокат в наручниках — это уже пикантно.

Мы снова идем. Теперь уже не вдвоем, а впятером. Херб Розен сияет, как кинозвезда на премьере. Он раскланивается налево и направо. Две секретарши, две светленькие куколки, смотрят на меня с жадным интересом. Слава, сладкое бремя славы. Мы входим в кабинет.

Он действительно постарел, мой старый друг Нейл Кендрю. Постарел, обрюзг. Ах, годы, годы, полицейские годы, бессонные ночи. Нелегок был путь от капитана Кендрю до этого кабинета. Столько людей хотело бы проделать его.

— Здравствуйте, мистер Кендрю, — здороваюсь я. Он лишь коротко кивает мне. Интересно, помнит ли он меня? Вряд ли. А может быть, и помнит.

— Вы знаете, как удачно все получилось, — рассказывает Херб Розен, — и он тут, и ребята из «Икзэминер» тоже тут, у входа в отель. Ждали кого-нибудь. И телекамера.

— Они засняли, как вы арестовали его?

— Да, как он отдал себя в руки правосудия.

Начальник полиции почему-то хмурится. Казалось бы, нужно радоваться бесплатной телевизионной рекламе полиции, но он явно не рад. Уж не потому ли, что телекамеры связали ему руки? Попробуй организуй арестованному побег, когда миллионы людей своими глазами видели на телеэкранах, как он добровольно отдался властям…

Глава 6

Тюремщик второго класса Майкл Каллахэн вернулся домой, как обычно, в пять часов. Как и всегда, когда он вставлял в замок ключ и поворачивал его, он услышал шаги жены, быстрый топот сына, нетерпеливое повизгивание Длинноухого. Но здоровались они с ним в другом порядке. Первым на него набросился ирландский сеттер. Он пританцовывал на задних лапах, неуклюже толкал хозяина передними, подпрыгивал и пытался лизнуть его в лицо. Вторым был Джерри. «Неужели, — пронеслось в голове у Каллахэна, — придет время, и Джерри будет таким же далеким, озлобленным чужаком в доме, как это почти у всех? Слава богу, ему пока одиннадцать, у него выпало два зуба спереди, и он улыбается отцу своей веснушчатой, беззубой улыбкой». Должно быть, Этель почувствовала, о чем он думает, потому что тоже улыбнулась ему и сыну.

— Ну хватит, хватит, дайте отцу раздеться. Его ведь ждут.

— Кто ждет? — сразу насторожился Каллахэн. Здесь был его мир, мир, полный любви, доверия и покоя, и подсознательно он всегда боялся вторжения в него чужих.

— Мистер Фалькони. Тот, с которым ты учился. Настоящий джентльмен. Хотел сделать тебе сюрприз. Посмотришь, какую коробку конфет он принес нам: пятнадцать НД, не меньше.