Дмитрий Янковский - Флейта и ветер

– Она ест эмоции от кошмаров. – мотнула головой Фели. – Она же не влезает в тело, не управляет сознанием! Даже вампирий захребетник не управляет сознанием, он просто меняет лептонное тело.

– А десантник управляет. Что с того? – он включил передачу и вывел машину на трассу. – Просто разные твари. Курица клюет зерно, а тигр раздирает оленя на части. Десантник и захребетник, это хищники тонкого мира. Встретишь – убей. Вот и вся инструкция. На военной службе в таких случаях говорят: «Не бери тяжелого в руки, а дурного в голову».

Он наступил на газ и машина рванула к городу.

Его Превосходительство похвалил за отчет об осмотре жилища художника и велел отдыхать, поскольку питерский региональный Штаб ни с чем подобным до сих пор не сталкивался, а потому, прежде чем планировать дальнейшие действия, нужно было сообщить о происшедшем в Москву.

Задание Фели получила только на следующий день, в десять часов утра. Его Превосходительство вызвал ее в «верхний кабинет» и усадил за стол напротив себя.

– Молодец. – Он одобрительно постучал по столу закрытой гелевой ручкой. – Внимательность, является отличительной чертой перспективного агента.

Так он хвалил. Не человек – машина.

Он отложил ручку и глянул Фели в глаза. Этот взгляд она переносила с трудом, странный, тяжелый, будто из-под маски. Лесик говорил, что такой у всех кэгэбэшниов. Его превосходительство потянулся к коробке «Беломора».

– Значит на картине нарисованы духи?

Девушка кивнула.

– Духи… А какие именно, ты обратила внимание? – Его превосходительство понюхал папиросу, неторопливо размял ее толстыми пальцами и достал зажигалку.

– Фоновые. В основном природные листоруки и два собачьих наездника. Но собак рядом нарисовано не было. И вообще духи метались возле трамвая, как сборище сумасшедших. Так не бывает.

– Ну и что? – довольно сощурился Его Превосходительство, прикурил и снова взял ручку. – Многое в этом деле выглядит странным, поэтому я его и согласовывал с Москвой. Но все равно налицо попытка Прорыва. Когда размотаем, будет твоя первая премия.

Он перекатил ручку по глади стола и Фели невольно задержала на ней взгляд.

– Если попытка Прорыва заканчивается смертью жертвы, надо искать контактных. – процитировал Иван Сергеевич инструкцию. – Свободно охотящийся десантник всегда выбирает жертву из близкого окружения предыдущей.

– Поэтому все три жертвы были художниками? – уточнила девушка.

– Да. Скорее всего. – Он задумался. – Может быть раньше мы просто не замечали чего-то? Может никто до тебя просто не обращал внимания на рисунки жертв? Мы ведь привыкли основываться на дневниковых записях, которые почти всегда ведут жертвы. А тут вместо дневника картины. В конце концов он художник, а не писатель… Нормально, нормально. А то если отвлекаться на мелочи, это может завести очень далеко от премии.

Иван Сергеевич задумался и зачем-то переложил папку с одного края стола на другой. Фели поняла, что наконец можно вставить словечко.

– Вы обратили внимание на закрытое холстиной зеркало в моем отчете?

Его Превосходительство посмотрел на нее удивленно и, пустив к потолку сизое облако, задумался. Фели принюхалась. То ли одеколон был у шефа пахучий, то ли «Беломор» особенный. При каждой затяжке табак громко потрескивал, разгораясь ярким угольком.

– И что? – спросил он через некоторое время. – Я заметил, что ты акцентировала на нем внимание, но не понял зачем.

– Я просто хотела узнать, Вы уже сталкивались с подобным, или я нашла что-то новое? – спросила Фели как можно более равнодушно.

Она даже в окошко посмотрела для верности. За окошком накрапывал дождь и сутулясь ходили прохожие.

– Нет. А что тут такого? Сумасшедший может вытворить и не такое. Не думаю, что это представляет для нас практический интерес. У художников неустойчивая психика.

Он подозрительно глянул на девушку.

– Подожди-ка… Помнится, сразу после вербовки, ты пыталась говорить о бесплотных, которые живут в зеркалах. Это что, навязчивая идея?

– Нет. Просто воспоминание. – вздохнула Фели.

– Ладно. Но чтоб я больше об этом не слышал. Зеркала никаким образом не связаны с тонким миром. Это не вписывается ни в какие рамки теоретической экзофизики. Антинаучно это. У нас работа и так на грани поповских сказок, так что не пристало агенту Института до них скатываться.

Девушка подумала, что сейчас он начнет расписывать свое боевое прошлое.

– Ваше поколение, – оправдал он ее ожидания. – Слишком много насмотрелось ужастиков и начиталось мистики. Еще эта модная сейчас вера в Бога… Тоже с толку сбивает. Вот вы и начинаете везде высматривать с одной стороны происки Сатаны, а с другой промысел Божий. Для вас тонкий мир становится доказательством чуда, чем-то экстраординарным. А вот мы в семидесятых годах верили в одно – в науку. И радовались, что ученые наконец-то создали прибор, в который можно рассмотреть лептонные структуры. И когда оказалось, что эти структуры формируются в псевдомассивные живые существа, влияющие на психику и здоровье людей, многие офицеры госбезопасности записались добровольцами в новый, сверхсекретный отдел. Мы чувствовали себя не попами, как вы, а космонавтами в новом пространстве, открытом людьми. В отчетах тонкий мир назывался тогда «экзофизически наблюдаемым пространством», а бесплотные твари «лептонными формами» и у нас не возникали дурные мысли, как у вас, завербованных агентов. К тому же платили в четырнадцатом отделе значительно больше. Мы открыли новый фронт и вели войну, незримую для большинства людей. Мы были героями, это был наш основной стимул. А вы пытаетесь стать попами и бить чертей в экзофизически наблюдаемом пространстве. Нет там чертей! Так что давай с тобой договоримся – работа одно, а бабушкины сказки, гадания и прочая чушь – совершенно другое. Можешь даже в церковь ходить. В свободное от службы время. Но чтоб на твоих отчетах это не отражалось никак. Я тебе говорил, что внимательность – это черта перспективного агента?

Его Превосходительство придавил бычок в пепельнице.

Фели кивнула.

– Тогда добавлю еще – воображение, черта бесперспективного агента.

Это Фели не удивило. Отсутствие всяческого воображения у командира давно уже стало легендой. Говорили даже, что впервые одев эфирный детектор, он воскликнул: «Что это за мочалки тут болтаются?»

Он достал из кармана и дважды провернул в замке стола маленький бронзовый ключик. Достал небольшую стопку бумаг и аккуратно выложил перед собой.

Все в ячейке знали, что через окуляры эфирного детектора ключик выглядит намного сложнее, светится пятью цветами, а главное – порождает у скважины закрытого замка искусственно созданное эфирное существо, состоящее преимущественно из одних зубов и засыпающее только от команды Его Превосходительства.