Эрик Рассел - Единственное решение

— Не имею ни малейшего желания. Когда посмотришь на себя со стороны, понимаешь, чего тебе не хватает. Тут явно требовались кое-какие изменения. Вот я и изменился. Нравится?

— Как прошло переселение? — спросил Уэйн, с трудом выдавливая из себя слова.

— Хуже не придумаешь. Все равно что заниматься чем-то, что никому, даже мне, не по плечу. Я как бы рос, становился все больше и больше, сильнее и сильнее. Вдруг что-то лязгнуло, и я очутился в его теле. По-настоящему внутри него. Я почувствовал, что стою на его ногах, смотрю его глазами, слышу его ушами и пытаюсь захватить его мозг. Он дрался, как одержимый, но в конце концов я его выставил. — Собственный рассказ как бы отрезвил Дженсена. Его даже передернуло. — Он вылетел из своего каркаса с жутким воплем — орал, как мартовский кот.

— Вы убили человечью душу. И рано или поздно вы ответите за это, пусть это даже будет суд всевышнего. — Он посмотрел на щеголя, который (как ни трудно было в это поверить) оставался Дженсеном. — И я разделяю вашу вину, я ваш сообщник.

— Не морочьте мне голову своими проповедями. Я уже давно вырос. Меня тошнило от них еще тогда, когда я ходил в коротких штанишках. — Он с опаской покосился на тело, которым владел так недавно. — Вы уверены, что я никогда в него не вернусь?

— Конечно. Оно мертво. Труп оживить нельзя. Смена оболочки возможна лишь тогда, когда вы вселяетесь в тело, еще не покинутое своим прежним владельцем. Похоже на подмену водителя в автомобиле, который мчится с большой скоростью — затея опасная, но выполнимая при условии, что руль все время находится в чьих-то руках. Либо один, либо другой — паузы быть не должно.

— Да, так оно и было. Он шатался, как пьяный, пока я его не выставил окончательно. Автомобиль немного заносило — то вправо, то влево, а? — Вдруг он о чем-то задумался. — А сам-то он куда девался?

— Не вы один — весь мир хотел бы знать, куда. Ответ на этот вопрос раскрыл бы загадку жизни.

— Ну ладно, я думаю, одному человеку не под силу знать все на свете — даже такому ученому, как вы.

Дженсен вытащил из заднего кармана брюк плоские золотые часы и с удовольствием поглядел на них:

— Ценная вещица. Не меньше чем в полсотни обошлась, наверно. И бумажник у него — у меня — солидный: полным-полно башлей! Ловко я все обтяпал, правда?

Уэйн промолчал.

— А теперь за дело, — спохватился Дженсен. — Тело свое я припрячу так, чтобы оно само попалось на глаза легавым — то-то звону будет! Обрадуются — нашли убийцу толстяка. И подумать только — начну новую жизнь с того, что окажу услугу полиции! — Его внимание переключилось на Уэйна. — Игрушка останется у меня и записи тоже. Вас я выпущу, как только доберусь туда, куда я собираюсь добраться.

— Вы намерены освободить меня?

— А почему бы нет? Я ведь исправился, стал совсем другим человеком, не так ли? Можете болтать, сколько влезет, кто вам поверит? — Он удовлетворенно хохотнул. — Впрочем, даже если и поверят, то что из того? Что они смогут со мной сделать? Можете подробно описать меня, сфотографировать, передать им отпечатки моих пальцев — им все равно меня не взять. Они не будут знать, кем я стану завтра или через неделю.

— Но вы ведь обещали уничтожить проектор?

— Кто, я? Зарезать курицу, несущую золотые яйца? Поищи другого дурака!

Застегнув пиджак, он враскачку прошелся по комнате, стараясь не смотреть на обмякшее тело в кресле.

— Я ведь сейчас могу идти куда мне вздумается, делать что захочется: пусть соберут хоть всех свидетелей на свете, мне наплевать — кто меня может опознать? Да пока эти легаши раскачаются, я уже буду другой. — Он весело хлопнул себя по ляжкам, как если бы в голову ему пришла блестящая идея: — Черт возьми, да я мог бы занять место шефа полиции и руководить погоней за самим собой! Стоит мне захотеть, и я стану королем Сиама или президентом Соединенных Штатов!

Уэйн буквально похолодел от ужаса, когда осознал, сколько правды таилось в этих хвастливых заявлениях. Перед ним была сила — сила, перед которой оставались беспомощными закон и порядок. Это он, Уэйн, выпустил ее на свободу, на радость и ликование всему преступному миру. О, конечно, Дженсен будет хранить свой секрет про себя, ревниво оберегая его от других нарушителей закона. Но он сам представлял собой угрозу — как индивид, вернее один из бесконечной вереницы неуловимых индивидов.

Десять часов спустя мысль эта по-прежнему не оставляла Уэйна. Он стоял на травянистой обочине давно не езженой дороги, следя за тем, как исчезает вдали щеголеватая, самоуверенная фигура преступника, мчавшегося навстречу абсолютной, ничем не стесненной свободе. Дженсен мог легко прикончить его — это нисколько бы не обременило его совести, но по каким-то не известным Уэйну причинам он этого не сделал. Быть может, негодяй испытывал злорадное удовольствие при мысли, что власти будут предупреждены о возникновении проблемы, разрешить которую не в их силах. А может, он боялся каких-либо случайных неисправностей в проекторе и оставил его автору жизнь, чтобы тот смог исправить возможные поломки.

Машина умчалась, подняв облако пыли. Уэйн следил за ней, пока она не скрылась из виду, в ушах его назойливо звучали слова: «Да я мог бы занять место шефа полиции…» Сутулясь, он зашагал к ближайшей деревне. «Он может занять чье угодно место, — бормотал Уэйн. — Чье угодно». Он повторял эти слова до тех пор, пока они ему самому не надоели. Тогда он слегка изменил их и пробормотал: «Какое захочет!» Он уставился на небо, на далекую линию горизонта, он не замечал ни того, ни другого, ибо весь был захвачен новой идеей: «Какое захочет… Господи, это же мысль! Какое захочет!»

За двадцать лет своей бурной жизни вне закона Дженсен с успехом ухитрялся участвовать даже в самых рискованных предприятиях. Единственный промах, который он допустил, было второе убийство, чуть не стоившее ему жизни. Он многому научился от своих собратьев по ремеслу, в совершенстве владел тактическими приемами и методами своей профессии и в преступном мире пользовался репутацией человека опытного и ловкого. И эти-то опыт и ловкость были сейчас заключены в молодом теле, которое почти автоматически реагировало на любую криминальную ситуацию.

Шагая по направлению к маленькому провинциальному банку, Дженсен отдавал полный отчет в своих способностях. Эти простаки хранят деньги так, как будто только и ждут, чтобы их прикарманил какой-нибудь грабитель-одиночка. Парочка угрожающих жестов, выстрел-другой в случае необходимости — и дело в шляпе. Проще и не придумать. Особую прелесть предстоящей операции придавали несколько деталей, завершавших представление. На этот раз зрители обойдутся без эффектного зрелища поспешного бегства, головокружительных гонок, в которых полицейская машина буквально висит на хвосте у преступника. Не унизится он и до такого дешевого мелодраматического приема, как черная маска. Он просто войдет, возьмет, выйдет и спрячет. И все.