Филип Дик - Снятся ли андроидам электроовцы?

— Я уезжаю отсюда, — сказал Исидор. — Я х-хочу жить п-поближе к ц-центру, где б-больше людей.

— Кажется, в моем жилом блоке есть пустые квартиры…

— Я не х-хочу жить с в-вами рядом, — заикаясь, выдавил специал.

— Идите в холл, — посоветовал Рик. — Или на крышу. Не надо здесь оставаться.

Исидор некоторое время топтался нерешительно, не зная, что делать. На лице его отражалась целая последовательность немых чувств. Потом, повернувшись, он покинул квартиру, оставив Рика в одиночестве.

«Что за работа. Я стал наказанием, посланным с неба. Как голод, как чума. Куда бы я ни шел, за мной следует древнее проклятье. Как сказал Сострадальный, мне приходится поступать плохо. Все, что я делал, с самого начала было плохо, неправильно. Что ж, в любом случае мне пора домой. Возможно, дома я смогу забыть…»

Иран встретила его на крыше блока. Это само по себе было удивительно, но и выглядела она как-то необычно. За все годы супружества он никогда не видел жену такой.

— Все позади. — Рука его легла на ее плечо. — Знаешь, я подумал, что Гарри Брайант мог бы перевести меня в отдел…

Она подняла голову.

— Я должна сказать тебе, Рик… мне ужасно жалко… но наша коза погибла.

Он почему-то даже не удивился. Только почувствовал себя хуже — к давлению, сжимавшему его со всех сторон, добавилась новая количественная единица.

— Кажется, в контракте есть пункт о гарантии. Да, я помню точно. Если в течении девяноста дней животное заболеет, то продавшая его компания должна…

— Она не заболела. Кто-то… — Комок в горле мешал ей говорить. — …Кто-то проник сюда, вывел козу из клетки, подтащил к краю крыши… и…

— И столкнул вниз?

Она молча кивнула.

— Ты видела, кто это сделал?

— Да, я очень хорошо ее рассмотрела. Барбур, который возился в этот момент со своей лошадью, вызвал полицию… Но коза умерла, а девушка улетела. Невысокая, очень молодая девушка, с темными волосами и большими черными глазами, очень тонкая. В длинном чешуйчатом серебристом плаще. У нее была сумка через плечо, вроде почтовой. И она даже не пыталась скрыться от нас. Словно ей было все равно.

— Да, все равно…

Рэйчел было наплевать, увидишь ты ее или нет. Может быть, ей даже хотелось, чтобы ты увидела, и чтобы я знал, что это сделала именно она…

Она подняла полные слез глаза, он нежно поцеловал ее в лоб.

— Ты все это время ждала меня наверху?

— Всего полчаса. Это случилось как раз полчаса назад… как это ужасно… и бессмысленно….

— В этом был смысл. У нее была причина, с ее точки зрения…

Махнув рукой, Рик вернулся к своему кару и сел за руль.

— Куда ты? Тебе не хочется домой? Только что Бастер Дружби сделал просто шокирующее заявление — что Сострадальный… что Сострадализм — надувательство. Что ты думаешь об этом? Неужели все обстоит именно так? Неужели это правда?

— Все правда, — ответил он. — Все, что кто-то когда-то подумал — правда.

И резко повернул ключ зажигания.

— С тобой все будет в порядке?

— Со мной все будет в порядке.

Она помахала ему рукой и пошла к лифту. «Я умру, — подумал он. — Со мной все будет в порядке. Я умру…»

Кар взмыл в ночное небо. «Когда-то на небе сияли звезды… Это было так много лет тому назад. Сейчас в небе только пыль. Уже давно никто не видел звезды… по крайней мере, с Земли. Может, я отправлюсь туда, где видны звезды?»

Машина на максимальной скорости удалялась от Сан-Франциско, взяв курс на необитаемые пустынные районы севера, куда не отправилось бы ни одно живое существо. Если бы только не чувствовало приближение конца.

21

В свете раннего утра перед ним, насколько хватало глаз, простиралась бесплодная серая плоскость. Валуны величиной с дом замерли, накатившись когда-то друг на друга, зрелище это было одновременно и великолепным, и тоскливым.

«Похоже на склад, — подумал Рик. — Когда весь груз уже отправлен, и остались только ящики, контейнеры и упаковка, — никому не нужные вещи. А ведь когда-то здесь зеленели поля, паслись животные… Какая замечательная мысль! Когда-то здесь паслись животные… Какое странное место, чтобы умереть…»

Он опустил кар ниже и какое-то время летел над самой землей. «Интересно, что думает сейчас обо мне Дейв Холден? В каком-то смысле я — один из самых великих охотников на андроидов за все существование этой профессии. Еще никому не удавалось отправить на покой шесть „Узлов-6“ в течение двадцати четырех часов, и никто, вероятно, не повторит такого достижения. Надо позвонить ему». Впереди плавно поднялся склон холма, земля угрожающе приблизилась. Рик взял на себя руль. «Усталость. Не следует так подолгу сидеть за рулем». Он выключил зажигание, мягко спланировал и посадил машину. Попрыгав среди камней, кар остановился, заскрипев шасси. Поднял трубку видфона, Рик набрал номер оператора связи управления в Сан-Франциско.

— Дайте мне госпиталь в Маунт-Сион.

На экране появилась телефонистка.

— Госпиталь слушает.

— У вас есть пациент по имени Дейв Холден, — сказал Рик. — Могу ли я поговорить с ним? Он хорошо себя чувствует?

— Минуту, сэр, я проверю.

Экран померк. Рик втянул в ноздри щепотку специальной нюхательной смеси д-ра Джонсона, поморщился, открыл окно и выбросил маленькую желтую жестянку с порошком на кучу битого щебня. Экран снова ожил.

— Нет, сэр. Доктор Коста считает, что состояние мистера Холдена не позволяет ему разговаривать по телефону, даже в срочных, чрезвычайных случаях…

— Дело касается управления полиции, — сказал Рик, поднеся к экрану удостоверение.

— Одну минутку, сэр.

Оператор опять исчезла. Время шло. Рик зябко поводил плечами. Без нагревателя температура в кабине быстро падала.

— Доктор Коста говорит, что мистер Холден не может…

— Хорошо, — сказал Рик. И повесил трубку. Воздух снаружи пах чем-то отвратительным. Рик закрыл окно.

«Дейв в самом деле вышел из игры. Как это они не прикончили меня? Наверное, потому что я действовал быстрее. Все в один день. Они не ожидали. Брайант был прав».

В кабине стало слишком холодно, он открыл дверцу и вылез наружу. Какой-то неожиданный, стегающий ветер просочился под одежду. Рик принялся ходить туда-сюда, потирая ладони.

«Было бы лестно, если бы Дейв похвалил меня, — осознал он. — Поддержал бы меня, одобрил бы мои действия… Но понял бы другое, чего не понимает даже Сострадальный. Сострадальному все легко, потому что он все принимает, как есть. Ему ничто не чуждо. Но то, что сделал я, становится для меня чуждым. Собственно, я весь превратился в нечто противоестественное, ложное. Мое „я“ превратилось в „анти я“.»