Александр Громов - Завтра наступит вечность
Ручей преграждал путь к избранной сопке. Ниже по течению берега становились еще более топкими, затем ручей разливался в озерко, густо обросшее по периметру местным аналогом тростника, там вода то ли уходила под землю, то ли выбиралась из котловины на волю, петляя между сопками. Стерляжий, гугниво бурча, повел нас вверх по течению. Аскольд с воодушевлением заметил, что где вода, там и водопои, а где водопои, там наиболее реален шанс свести наконец знакомство с местной фауной. Утешил…
На всякий случай я нащупал предохранитель. Сколько времени понадобится, чтобы открыть огонь? Полсекунды.
Гм. Леопард, говорят, атакует быстрее. А главное, ему, подлецу, для стопроцентной маскировки достаточно травы высотой по колено – если автор читанной мною когда-то книжки об африканских животных не приврал для пущей занимательности.
Будем надеяться, что приврал хоть немного…
– Гуляем восемнадцать минут, – подала голос Надя.
– Ну? – обернулся Стерляжий. – Уже восемнадцать?
– Уже. На сопку не успеваем.
Стерляжий подумал.
– Ничего, – сказал он, – за час успеем. Если сейчас найдем переправу – успеем подняться, спуститься и вернуться. Обратно выйдет быстрее… Аскольд, ты самый длинный – Лаз видишь?
Аскольд встал на цыпочки и вытянул шею. Затем подпрыгнул.
– Нет. Далеко. Трава.
– Свят, пеленгатор в порядке?
– Обижаешь, начальник, – ответил я по-уголовному.
Он меня не обидел, нет. Просто надоедает людское недоверие. Ведь ясно же: если какой прибор в принципе способен работать, то у меня он работать обязательно будет, ну а если он работать фатально не способен – это не ко мне, тащите свою штуковину в ремонт или в утиль, смотря по ее ценности.
Просто-напросто каждому нужно заниматься своим делом: парфюмеру – нюхать, токарю – гнать стружку, следопыту – следопытить и не лезть туда, где ты ни на что не способен. Где ты хуже калеки. Конечно, мир велик, и быть может, где-нибудь найдется слепой безногий биатлонист, но я о таких пока ничего не слышал.
Пеленгатор ему… Не на «Грифе» надо торчать, а заниматься спортивным ориентированием, тогда не понадобятся никакие маячки с пеленгаторами. Сам будешь ходить, а не на поводке.
– Жаль, нет спутникового терминала, – вздохнул Стерляжий, подтверждая мои мысли. Некоторым без поводка жизнь не в радость.
– Сначала запусти здесь хотя бы один спутник, – хмыкнул я.
– А что, и запустим. Дай срок.
Я не съязвил в ответ только потому, что босс уже вел нас дальше, при каждом шаге выдирая ступни из топкого плена. Очень скоро заболоченный берег стал суше, а еще минуты через три мы нашли брод. По-видимому, здесь местная фауна облюбовала себе место для водопоя – невысокий глинистый откос был весь испещрен следами копытных. Аскольд сейчас же заявил, что, будь он где-нибудь в Серенгети, он не усомнился в принадлежности следов зебрам и антилопам по меньшей мере трех разных видов. Он же нашел глубоко вдавленный след мягкой лапы длиной в добрую пядь, обрамленный нешуточными когтями, и не смог уверенно опознать зверя, оставляющего такие следы. Я только мазнул след беглым взглядом и сейчас же усиленно заозирался по сторонам. Было тихо. Только в голове надоедливо вертелась вполне дурацкая фраза: «Боже мой, глядите, ягуар!».
Чего на него глядеть-то попусту? На мушку зверушку!
– А вот и кость, – сказала Надя.
Кость была, по-моему, берцовая, длинная, слегка изогнутая и очень толстая. Если она не принадлежала бегемоту, то уж быку – наверняка. Тяжеленному, мощному быку весом под тонну, с могучей вислой грудью и красными в ярости глазами. Съеденному быку…
Неподалеку в траве красовался обглоданный костяк – обыкновенная, хоть и большая хребтина с ребрами. Сильно пострадавший череп был отнесен в сторону шагов на двадцать. Я наступил на что-то угловатое и извлек из-под подошвы обломок кости.
– Не нравится мне это, – расстроенным голосом проговорил Аскольд. – Смотрите, череп не разгрызен, а разбит. И рога животине кто-то пообломал…
– Какой это вид? – спросила Надя.
– Точно не скажу, я все-таки не зоолог, – смутился Аскольд. – На бизона похоже…
– А… давно это произошло?
– В смысле, съели его?.. Несколько недель, не меньше. Смотри, вокруг даже мух нет…
Меня осенило.
– Ударь себя по щеке, – сказал я, приближаясь к Аскольду.
Он мгновенно ощетинился:
– Не понял!
– По правой щеке, – уточнил я. – У тебя комар. Обыкновенный комар, земной.
Аскольд ударил. Насосавшийся комар не успел взлететь и был расплющен. Мы по очереди исследовали останки кровососа – очень обыкновенные, знакомые каждому останки.
Аскольд снова заявил, что ему это совсем не нравится. Мне тоже никогда не нравились укусы комаров, но он имел в виду другое. Откуда на иной планете взяться земным – или, по крайней мере, близким к земным – формам жизни?
С другой стороны – небывалые цветики-семицветики…
Начальство в лице Стерляжего пресекло дискуссию. Начальство велело нам брать ноги в руки и первым пошло вброд. Весело текущая мутноватая водичка не достигала колен. Возможно, в ней водились какие-нибудь рыбы, но точно не пираньи.
До сопки было рукой подать. Взобраться на вершину оказалось непросто, но мы и с этим справились, хотя то и дело приходилось карабкаться на карачках и обходить скальные обнажения. Никакое копытное, если оно не архар, сюда не забралось бы. Да и на вершине нам пришлось тратить время в поисках места, где деревья не закрывали обзор.
За кольцом сопок расстилалась холмистая равнина. Ветер гнал волны по травяному морю, теребил кусты и редкие купы невысоких деревьев. Саванна… Вдали паслось стадо каких-то животных. Расстояние до них было великовато и для бинокля, удалось только разглядеть, что они похожи на земных газелей, если только над нами не шутило воображение, дорисовывая знакомое взамен смутного.
– Понятно, – сказал Аскольд. – Копытные время от времени пробираются через болото в эту котловину и благоденствуют, пока не сожрут всю траву или пока до них не доберутся хищники. Тогда они уходят на равнину. Сейчас их здесь нет, и хищникам нечего делать в котловине.
Спорить с ним никто не стал. Надя только пожалела, что у нас нет более мощной оптики, чтобы рассмотреть копытных подробнее, на что Стерляжий, отвечавший за экипировку и уловивший упрек в свой адрес, немедленно окрысился в том духе, что в задачу первого этапа общей разведки детальные исследования никак не входят, и погнал нас вниз с сопки. К Лазу.
Спускаясь, мы перебрасывались веселыми шуточками. Как-никак первый этап прошел успешно. Нас не съели, даже не пытались. Природа планеты – во! Корпорация будет в восторге. Один только раз нас напугало какое-то растение вроде бешеного огурца, выстрелившее в нашу сторону порцией клейких семян, да и то промахнулось. Оставленный у Лаза маячок уверенно попискивал, и не барахлил пеленгатор. Мы переправились через ручей и двинулись напрямик. Стерляжий на ходу ворчал, что мы слонялись по планете больше намеченного часа, целых шестьдесят семь минут, но ворчал больше для проформы. Да хоть три часа – победителей не судят!
Теперь я возглавлял шествие и первым разглядел маячок в примятой траве возле Лаза, только никакого Лаза там уже не было. Была примятая трава, маячок на штыре и больше ничего.
В первый момент я подумал, что ошибся, и даже начал шарить взглядом вокруг – как будто Лаз мог куда-то закатиться. Глупо. Так же глупо, как утопающему цепляться за соломинку.
Я ничего не сказал – они все увидели сами.
– А где… – начала было Надя и не закончила. Она поняла.
– Все, – сказал я со смешком, прозвучавшим по-идиотски, и сел в траву. – Приплыли.
Глава 5
Согласен, я мог бы изречь что-нибудь поумнее, но зачем же так набрасываться на человека? Как будто я был виноват в том, что Лаз спонтанно закрылся. Как будто я сам его и закрыл!
Ладно уж, могу честно признаться: если бы сумел – закрыл бы на время, чтобы подшутить. Но как бы я сумел?
Когда они выдохлись и прекратили изливать на меня гнев и презрение, Стерляжий сел в траву рядом со мною, отдышался и подал голос:
– Твои предложения?
– Сидеть, – сказал я. – Сидеть и ждать. Валера сделает, что сможет.
– А если не сможет? Тебе надо было остаться там, тебе!
– А я сюда и не напрашивался, – парировал я. – Ты решал, кого взять. Ты начальник, я дурак. Какой с меня спрос?
Он опять взвился и много чего наговорил в мой адрес. Я отмалчивался, решив не связываться. Не понимаю: для чего люди расходуют энергию без всякой пользы? На Грыжу бы их, только не на часы, а на недели. Там самый бестолковый упрямец обучится не суетиться зря и не переть на рожон. Машиной он там станет, умной машиной.
Для жизни на Земле это, может, и плохо, не знаю. Нет, пожалуй, в самом деле плохо. Но то на Земле…
Бедуином я был – такое пришло на ум сравнение. Одиноким бедуином, отбившимся в пустыне от каравана. Что делать – орать, метаться, каракуртов распугивая? Пусть другие мечутся, а я посижу. Нормальный бедуин закутается в бурнус да и просидит под саксаулом сколько сможет – авось мимо пройдет еще один караван. Иншалла, словом. Все равно ничего умнее выдумать не удастся.
