Михаил Савеличев - Тигр, тигр, светло горящий !

Тем временем месье дождался своего кофе, оглядел пустующий "Махаон", выбирая себе место, и направился к столику, за которым сидела молодая, симпатичная и скучающая особа.

- Вы позволите? - вежливо спросил он по-французски с небольшим акцентом.

Анастасия машинально кивнула и усилием воли оторвалась от своих воспоминаний.

- Джонс, Генри Джонс, - представился сосед. Только теперь она разглядела, что же это висело на нем. Это был не ценник, а обычная аккредитационная карточка с фотографией владельца, именем и яркой надписью Парижский археологический конгресс.

- Вы журналист?

Джонс улыбнулся и Анастасия отметила, что несмотря на свои года он выглядит вполне ничего и даже привлекательно. Его волосы не были тронуты сединой, но о прожитых годах рассказывали морщины и мудрые глаза.

- Нет, я - археолог. На нашем геронтологическом сборище журналистов нет. Историей сейчас мало кто интересуется, так что вы видите перед собой представителя вымирающего класса. Последнего из могикан, так сказать.

Анастасия вспомнила, что не назвала себя. Она представилась по всем правилам и сделала книксен.

- А я что-то о вас слышала. Или читала. Или кино смотрела, - неуверенно добавила она. Она вдруг сообразила кто перед ней сидит, - Только я думала, что все это выдумка.

Генри Джонс согласно кивнул головой.

- Конечно выдумка. Что еще это может быть, как не выдумка. Мы с вами только чьи-то фантазии на белом листе бумаги или целлулоиде пленки. Вы думаете все это реально существует? Этот город, это кафе, этот дождь? Какой-нибудь человек, который и в Париже-то не бывал, сидит сейчас за столом и придумывает все это. Нас с вами. Наш разговор.

Анастасия вздохнула.

- Слишком уж это все реально. Цвета, запахи дождя и кофе, шум воды, мое дыхание. Хотя иногда хочется, чтобы все было так, как вы говорите ненатуральные страсти на плохой бумаге.

Джонс откинулся на спинку стула.

- Я с вами согласен. Мир сошел с ума и моя философия, с точки зрения психиатрии, лишь защитная реакция сто восьмидесятилетнего старикана.

- Вы хорошо сохранились для своего возраста, - кокетливо отметила девушка.

- Я пил из Грааля воду бессмертия, - вздохнул археолог, - теперь глубоко сожалею об этом. Я слишком старомоден для этого времени. Войны, нравы, жестокость не по мне.

- Но ведь и в ваше время все это было, - возразил Кирилл, усаживаясь за стол.

- Здравствуйте, Кирилл.

- Здравствуйте, доктор Джонс.

- Все это было, конечно. Но зло разбавлялось при этом изрядной долей добра. А теперь я такого не вижу. добро пересохло и кристаллы зла осаждаются на душах людей.

- И чем вы это объясняете? - спросила Анастасия.

- Как историк могу сказать, что подобное происходит перед гибелью цивилизации. Я не упоминаю культуру потому, что ее уже нет. Мы живем на Закате, в однообразном мире, в котором Солнце зашло, но еще кое-как освещает Землю, стерты различия и наступает ночь. Место культуры заняла цивилизация, то есть - сходство, унылообразие. Гибель культуры я уже видел. Теперь, дай Бог, увижу и гибель цивилизации.

- Интерес к проблемам морали со стороны историка для меня не совсем понятен. По-моему, история, как и любая наука, не оперирует такими понятиями: нравственность, добро, зло, вера, хотя и изучает человеческое общество. Мораль субъективна по своей сути - то, что нравственно для меня может быть безнравственным для вас.

- Например?, - поинтересовался Джонс.

- Пожалуйста, - усмехнулся Кирилл и на память скрыто процитировал, Ну, возьмите викингов. Нравственные представления викингов диаметрально противоположны нашим! Диаметрально противоположны христианскому представлению о том, что хорошо, и что плохо. Христианин считает - "не убий"! Викинг говорит: "Как не убий? Догони, располосуй мечом, вспори живот, - и это будет хорошо! "Не укради" - как это не укради? У врага! Да надо забрать, не медля ни одной секунды! Ну, у соседа, конечно, нельзя, потому что сосед тоже с мечом и может убить. Но в принципе - напасть, сжечь, изнасиловать всех женщин, зарубить детей, всех ограбить - это прекрасно! За это ты будешь героем, и в Валгалле будешь вечно пировать... ". Или более близкий мне пример - наверняка вы разделяете убеждение большинства людей, что частная жизнь кого-либо неприкосновенна и поэтому журналистские методы работы с вашей точки зрения безнравственны, ведь мы самым откровенным способом нарушаем принцип неприкосновенности и тайны личности.

- Кажется это называется гласностью, а я вовсе не против свободы слова. Но вы в чем-то и здесь правы.

- Итак, категории морали не входят переменными в математические уравнения, а атомная бомба взрывается в любых руках - чистых или кровавых. А уж история сотни раз доказывала, что в подавляющем числе случаев лишь абсолютно беспринципные люди остаются в ее анналах. Причем чем больше это ничтожество пролило крови, чем больше уничтожил человеческих жизней, тем с большей долей вероятностью к его имени прилепят прозвище "Великий".

Генри Джонс задумался, покачивая в своих руках фарфоровую чашечку и наблюдая за переливами в ней густой черной жидкости.

- Я не во всем с вами согласен, Кирилл. Вы правы в той части, где утверждали, что науки не учитывают, к сожалению, такой частности, как человеческий фактор. Насколько проще было бы нам жить, если б природные законы действовали только на благо человечества и абсолютно не могли действовать во вред, если бы работали атомные станции, но законы физики не позволяли взрываться бомбам, если бы космические корабли могли перевозить только людей и все нужное для их жизни в космосе, но не взлетали, если бы на них грузилась смерть. Такого нет. Но ведь и уравнения не складываются сами по себе, а оружие не растет на дереве. Их выуживают из мироздания люди, а уж люди понимают что есть зло и добро, и имеют совесть и убеждения. Не вы открыли тезис о безнравственности науки - им оправдывались и оправдываются многие ученые: "Я всего лишь интересуюсь физикой и не мое дело, что потом ядерные бомбы сбрасываются на людей, лазерами выжигают города, а туннельными двигателями разносят войну по всей Солнечной системе. Я всего лишь химик и не виноват, что газами травят людей и природу, а наркотиками развращают молодежь. Я всего лишь историк и в чем моя вина, если Аттила, Чингиз-хан и Гитлер становятся кумирами человечества. "

Джонс помолчал. Анастасия сидела, внимательно слушая разговор, не совсем понимая - зачем доктор Джонс "растекается мыслею по древу" перед самим Желтым Тигром. Она мысленно присовокупила к наукам, заклейменным стариком, еще и журналистику - точную науку о том, как быстрее и выгоднее продаться власть имущим.