Наталья Баранова - Игры с судьбой. Книга первая

Поднявшись на ноги с грацией кошки, мягким шагом Да-Деган приблизился к столу. Усмехнувшись, посмотрел на карты в руках Фориэ и Хаттами. С подобным раскладом и свечей не оправдать.

А из глаз Хаттами смотрит не интерес, но удивленный ужас, вопрос, перемешанный с благоговением и злостью. Гремучая смесь, — того глади, рванет, не нужно и искры.

— Иллнуанари оставят вас в покое, — произнес, не повышая голоса. — Не могу сказать о прощении, но хотя бы отсрочку я вырывал, а там…. Как рассудит Судьба….

21

— Цена вопроса?

— Цена вопроса, друг мой, — Вэйян!

Маслянисто мерцают свечи, отражаясь в зеркалах, и кружит туманами подступающее утро. Запах фиалок и запах апельсинов щекочет нюх. Прошивает широкими стежками одеяние отступающей ночи короткий дождь.

Сброшены сияющие шелка. Мешковатый, уютный халат лег на плечи, обнимает теплом, согревая иззябшее тело.

Странно видеть страх в глазах Хаттами. И неприятие и грусть.

— Зачем ты сделал это? Уж лучше б Хозяин разорил меня. Я признателен тебе, Дагги, но право же, зря…

— Может и зря…. Только я замахнулся на большее, Хаттами. Анамгимар должен будет принести Хозяину в зубах камушки Аюми. И на все у него чуть меньше полугода. Не принесет — Иллнуанари станет моей. Мне б только получить эту Гильдию в руки!

Вздох, взяв в руки пузатую бутыль льет вино в бокалы Хаттами. Дрожит рука.

— Твое здоровье, Дагги!

— Твое, Хаттами!

Вино, сладкое, как компотик. Обманное. Не чувствуешь хмеля, покуда не свалит под стол. В сладости легкие оттенки горечи — то ли полынь, то ли вкус недоспевших ягод. А на душе с каждым глотком все светлей и пронзительней. "Поцелуи Ветра". Не вино — сама песня. Кружит голову, исцеляет душу. Не вино — амброзия, дар богов. Застывший рубиновой влагою обернулись солнечный свет и пляски саламандр.

Лишь в одном месте Вселенной зрел виноград, набирая ту силу, что могла окрылять. Лишь на склонах одной из миллиардов гор стелились серебряные травы, что дарили пронзительность песни букету вина.

Форэтмэ.

Четыре года, как в безумии бунта, заброшены виноградники. Четыре года сладкий сок свертывается на черной земле, подобно каплям крови.

— Я прошу, не гони Стратегов, — тихая просьба. И нет уверенности ни в чем.

— Хозяин с меня голову снимет!

— С коих пор ты покорен Хозяину? Разве ты служишь ему, Хаттами? Разве ты из его собак? Стратеги всегда платили щедро за помощь. С ними можно договорится. Прижми Пайше, узнай, что они от вас хотят.

— И так знаю. Фориэ, окаянная баба в открытую предлагала! Перевести флот Разведки на Раст-Танхам, якобы перейдя под юрисдикцию одной из Гильдий.

— Тебе не нужны корабли?

— Они согнут Оллами, поставят на колени!

— У Стратегов пилоты! У них корабли! Встанешь на ноги!!!

— Да пошли б они!

— Вспомни Вэйян. Хоть из-за признательности….

— Это твои проделки, друг мой!

— Значит, золото Империи ты принять из моих рук можешь, а золото Лиги — ни-ни? Я прошу тебя, Хаттами, не руби с плеча! Ты хотя бы подумай! Откажешься ты, подберет их, да та же, Со-Хого….

— В Со-Хого они не пойдут.

— Знаю. И все ж…. Ох, Хаттами боюсь я, боюсь не за себя. За тебя. Гай твой принимает их сторону. И все бы было на мази, все тип-топ. Да только ты мешаешь. Уберут. Отшвырнут с дороги как камушек….

— И подавно не соглашусь! Извини, друг мой, а если Стратеги пойдут на это, Гай выдворит их со двора.

Молчание сизым сигаретным дымом повисло в воздухе. Молчание, что предваряет хорошо обдуманные и взвешенные слова.

— Если они решатся, то Гай не догадается об этом. Концы в воду Стратеги прятать умеют. А сейчас игра идет больше чем за плацдарм. Так что никакая симпатия, ничто человеческое в их душах не поможет тебе спастись. Послушай меня, Хаттами.

— Ты слушал меня, когда словно танк рвался в Империю?

— Мне надо было слушать с самого начала. В тот миг, когда пошел за Виэнной. А тогда ты молчал.

— Вот и я — такой же упрямый. Не люблю я Стратегов, мой друг. Хоть убей, не люблю. Не могу переступить через наказ отца, через себя, через свою душу. Пусть лучше убьют. Они не эрмийцы, мучить не станут.

— Не глупи, Хаттами. Ну, если не Лиге служить, Империи стать костью в горле…. Неужели не хочешь….

— Так стал однажды, — тихий смех воспаряет к потолку, раздвигая даль.

За окном огромное, багровое, поднимается из-за горизонта солнце, изгоняя ночь. Но Аято спит. Таковы привычки Раст-Танхам, путать день с ночью.

Спит старый дом, укутанный, вымокшим под коротким дождиком, садом. Полуопущены портьеры. И лишь случайно ворвавшиеся лучи скользят по медовому паркету, выхватывают из сумрака сочный цвет драпировок.

— Знаешь, — тихим шорохом звучит голос Хатами, — мой мальчик не такой как я. И за это тебе особая благодарность. Когда я был молод, когда мне было столько же лет, как сейчас Гаю, я и подумать не мог, что стану принимать в своем доме Стратегов, что мы будем играть в карты и пить вино. Не друзья, конечно же, но…. В мою юность принять в своем доме лигийца было все равно, что подписать себе приговор. А потом, однажды, на наши головы свалился Ареттар. Юный, озорной, нахальный. И очень многое поменялось с его приходом. Мы перестали воспринимать лигийцев, как безусловное зло, и смотреть как на предателей на тех, кто принимал их. Ты показал нам, что мы, в сущности, едины. Как оказалось, мы ценим одно, стремимся к одному. Что пропасть между Раст-Танхам и Софро не так велика, как пропасть меж нами и Эрмэ. Только привычка еще сильна. Мы тысячи лет склоняли головы перед силой Империи, что приказывала воспринимать Лигу как врага. Это не вытравишь вмиг.

— Помоги им!

— Стратегам? Увы, мой друг, я сам слишком долго считал их большим из зол. Не могу.

— Ты мне помогал. Ты….

— Я не Стратега спасал, вытаскивая с Эрмэ. Певца! За песни твои я готов был распроститься со шкурою. Тебе я верил. Им не могу.

— Вспомни Вэйян.

— Значит, зачем-то это нужно….

И молчание вновь. Тишина, пустота, и в груди пустота, даже сердце бьется — словно крадется на цыпочках — еле….

А солнце поднимается, становясь из багрового золотым. Набирает высоту и силу. И блестит в первых лучах извивами петель река и рвется туман, испаряясь бесследно.

Тих вздох Хатами. Словно простился он уже со всей красотой мира. Словно это утро — последнее. И извлечена из тайны сейфа. Из самой глубины яшмовая шкатулочка, богато оправленная серебром. Подобран ключик к замку, что прикрывает путь к сокровищу.

— Возьми.

А в руке — кабран. Знак Избранных. Отметина власти. Знак принадлежности к воинству Стратегов. Вроде всего ничего. Темный кусочек пластика с серой вязью знаков и букв. Стоит коснуться хозяину пальцами — загорится, заполыхает вмиг, переливаясь всеми цветами радуги, будет сиять подобно звезде. Бесподобна система идентификации. Никогда не перепутает своего и чужого.