Алексей Корепанов - Время Чёрной Луны

Виталя! Где же Виталя? Что он мог увидеть в зеркалах?

Я встал и пошел через долину, глядя под ноги и по-прежнему наглухо закрывая уши ладонями. Я брел по траве, пересекая долину, и, дойдя до холмов, повернул и направился вдоль их подножий, огибая зеркальные глыбы.

Немного придя в себя, я остановился, приложил ладони ко рту (в долине вновь было тихо) и крикнул изо всех сил:

– Вита-а-ля-а!

– Эй, дядечка, я здесь!

Я обернулся на голос. Виталя подпрыгивал и махал руками, как болельщик после забитого гола, с одной иэ самых верхних ступеней ближнего холма.

– Не спускайся, я к тебе поднимусь! – крикнул я и двинулся вверх по склону.

– Я здесь, дядечка! Я здесь! – орал Виталя.

Подниматься на холмы мне не приходилось уже лет двести, и все-таки я довольно быстро добрался до паренька. Вид у него был слегка помятый, в волосах запутались сухие травинки, на щеке краснела свежая царапина. Он буквально поедал меня глазами, словно боялся, что я вот-вот исчезну и вновь оставлю его один на один с чужим миром. Впрочем, он сразу приободрился и несколько обиженно произнес:

– Что же вы, дядя, меня здесь бросили?

– По-моему, это ты нас бросил, – заметил я и протянул ему бутерброд. – На, подкрепись.

Мы рядышком устроились на зеленом уступе, свесив ноги, и паренек незамедлительно принялся за бутерброды – благодарить у подростков, по-моему, вообще не принято, – а я сверху окинул взглядом Долину Отражений. Беспорядочно разбросанные глыбы равнодушно отражали пустоту.

– Видел там что-нибудь? – Я кивнул вниз, показывая на эти осколки прошлого.

– Угум… – промычал Виталя с набитым ртом. – Кино! Как на… – Он чуть не подавился, закашлялся, и я похлопал его по спине. Паренек сделал ныряющее движение головой и вновь заработал челюстями. – Как на дискотеке – сплошняком зеркала. И крепкие, заразы, не бьются! Все гляделки на себя проглядел. Нормально!

Он без перерыва приступил к следующему бутерброду.

– Только себя и видел?

– Угу… А кого же еще? Как в парикмахерской. Еще ворона здесь какая-то летала страхолюдная, вопила, как недорезанная.

Я обвел глазали жизнерадостное небо.

– Куда же она подевалась?

– А! – Виталя стал жевать помедленнее. – Дрючком в нее запустил, я в лесу на всякий случай дрючок прихватил, – она и отвалила. А потом эатащился сюда и закемарил, прямо в отруб. – Он исподлобья поглядел на меня. – А вы что, отмахались от тех Терминаторов?

– Отмахались, – со вздохом ответил я.

Виталя перестал жевать.

– А где ваша… ну, с которой вы были? Лонга. А вас как зовут? Я эабыл.

– У нее свои дела. А зовут меня Доргис.

Виталя задумчиво поморгал.

– Это, выходит, вы не наши… Значит, никакие это не съемки… Я был там, в лесу, – он понизил голос, – и видел какие-то штуковины. Вроде грибов, только метра в три высотой, и как будто дышат. Настоящие… И вообще интересно, словно сам в видик попал.

– Он вновь искоса настороженно посмотрел на меня. – Но это ведь не видик, да?

Я отрицательно покачал головой.

– Это не видик, Виталя. Это жизнь. Только другая.

– Интересно… – медленно сказал паренек и виновато улыбнулся. – Я вообще-то испугался… этих… ну, и рванул. Ничего не просекал, только делал ноги… Я вообще-то… ну… не боюсь ничего… да эти уж больно неожиданно…

Я потрепал его по плечу:

– Ничего, Виталя, бывает. Я и сам испугался.

– Ну вот и я, – оживился парнишка и похлопал себя по карману. – У меня тут штука-то имеется, но слабовата для этих. Для этих бы гранату. Десяток.

– Ешь, Виталя, ешь.

– Интересно, – задумчиво повторил паренек. – Только одному как-то… Сюда бы кентов, Витька бы сюда, Ралика, Бяшу. Бяша качается каждый день, любого уделает. Я же с вами пойду, да? Это же такое кино!

– Нет, Виталя.

Я вытащил из кармана свои записи.

– Сейчас ты пойдешь домой. Или к своим приятелям, а то они заждались. Будет у меня к тебе одна просьба, необычная просьба, но ведь и ситуация у нас необычная, согласен?

Виталя неуверенно кивнул.

– Держи. – Я протянул ему сложенные листки. – Можешь прочитать, если захочешь. Но главное – никому никогда не показывай, хорошо? Спрячь дома, а через…

Я задумался. Хруфр мог достать меня прямо сейчас. А мог и завтра. Вряд ли, конечно, он вновь перебросит меня в прошлое; наверняка придумает что-нибудь другое, но пусть на всякий случай записи останутся у Витали. А я попробую разделаться с Учреждением при помощи пистолета. Главное теперь – найти Учреждение. А записи все-таки пусть будут у Витали. Для страховки.

– …а через год, ровно через год приходи ко мне – адрес там написан. Ты где живешь?

– В «треугольнике», возле автовокзала, – пробормотал паренек.

– Ну, это недалеко. Придешь ко мне и отдашь эти бумаги. Не застанешь дома – опусти в почтовый ящик. И не удивляйся, если я тебя не вспомню. Если даже буду смотреть на тебя, как на ненормального. Главное – верни мне записи, а я уж разберусь, я там и обращение к самому себе написал. Ты все понял?

– Понял… А чего это вы меня не вспомните? Вы что, так набухиваетесь, что потом ничего не помните? У меня батя такой.

– Могу не вспомнить, потому что мир здесь совсем другой, понимаешь? Ты только не забудь прийти. Ровно через год, в этот же день.

– У себя, значит, держать опасно. – Виталя понимающе прищурился. – А у меня можно?

– Да. О тебе никто ничего не знает, гарантирую.

– Понял. – Парнишка поднялся. – Не переживайте… Доргис. Не подведу, обещаю. Гадом буду.

– Вот и отлично.

Я тоже поднялся, вынул из кармана пистолет и направил его на Долину Отражений. «Пятый выстрел», – равнодушно зафиксировал счетчик, и зеркальные глыбы стали медленно исчезать, словно Чеширские Коты, и сквозь их все более бледные контуры проступила обсаженная липами обычная городская улица. По серому асфальту бежал троллейбус, цепляясь рогами за провода, в тенечке у гастронома мужики с банками и бидонами облепили пивную бочку.

– Ух ты! – только и сказал Виталя, переводя взгляд с пистолета на городской пейзаж.

– Пока, Виталя. До встречи. – Я протянул ему руку. – Спускайся.

Паренек осторожно пожал мою ладонь, кивнул и поскакал вниз по ступеням. Обернулся, прежде чем сойти на серый асфальт тротуара, и махнул рукой. Я поднял руку в ответ.

Из глубины дворов, из-за домов просочились клубы тумана. Туман эаволок всю улицу, и в нем исчезли троллейбусы, грузовики, магазины и люди, и кольцо ступенчатых холмов превратилось в тарелку с густой манной кашей.

16

Я вновь остался один. Как всегда. Как все живущие и жившие. Мне доводилось встречаться с людьми, способными творить поистине чудеса (а что такое чудо: явление, происходящее по неведомым нам законам? Прав Блаженный Августин?), я общался с прорицателями и целителями, телепатами и дальновидящими и, возможно, кое-чему у них научился. Во всяком случае, мне вдруг ясно представилась моя комната с форточкой, распахнутой во Вселенную, и пишущей машинкой на столе. Звонок в дверь отвлек меня от странной и захватываюцей игры с символами, игры, превратившейся в жизнь, а вернее – игры-жизни.