Рэй Брэдбери - Сборник 8 ВОСПОМИНАНИЕ ОБ УБИЙСТВЕ

Он выжидал, когда кто-то из них наконец забудет роль и сфальшивит.

В конце концов газеты как бы между делом опубликовали заключение о том, что ее смерть наступила в результате самоубийства. Дело закрыли.

Привычки Клива изменились: теперь он выходил из дома только на работу, остальное время читал или думал. Так прошло две недели, и однажды вечером его покой нарушил телефонный звонок.

– Клив? Это Джеми Винтерс. Слушай, коп, вылезай из своей берлоги. Я приглашаю тебя сегодня к себе. Я раздобыл фрагменты из последнего фильма Гейбла.

Это был серьезный аргумент. Клив подумал и сдался.

Он сидел в ателье Джеми и смотрел на маленький экран. Винтерс демонстрировал кадры, которые никогда не увидит массовый зритель. Гарбо, споткнувшаяся о шнур прожектора и летящая кувырком. Вышедший из себя посреди сцены и чертыхающийся Спенсер Трейси. Вильям Поуэлл, забывший реплику и показывающий в камеру язык. Клив смеялся впервые за миллионы лет.

У Джеми Винтерса была огромная коллекция испорченных дублей, где звезды забывают слова, ругаются и происходят другие курьезы.

И вдруг на экране появилась Диана Койл. Это было как удар ниже пояса. Как выстрел в упор из двустволки! Клив скорчился, задыхаясь, и, закрыв глаза, вцепился в подлокотники.

И внезапно успокоился. Его осенила идея. Он снова открыл глаза, и она сформировалась: кристально ясная, как холодные капли дождя на щеках.

– Джеми! – Он полностью владел своим голосом.

– Да? – отозвался из мерцающей тьмы за проектором оператор.

– Мне нужно поговорить с тобой. Выйдем на кухню.

– С чего это?

– Неважно. Пусть фильм идет дальше, а ты выйди на пару минут. – На кухне Клив горячо заговорил: – Дело в твоей коллекции. Все эти ошибки. Испорченные кадры. А есть у тебя такие дубли из последнего фильма Дианы Койл? Ну, ты понимаешь, о чем я.

– Есть, конечно. Но только на студии. Это же мое хобби. Другие выбрасывают это в мусорное ведро, а я сохраняю для смеха.

У Клива перехватило дыхание.

– А ты можешь завтра вечером принести все, что тебя сохранилось от этого фильма, и показать мне?

– Ну конечно, если ты так просишь. Только я не понимаю…

– И не нужно, Джеми. Ну, сделаешь, а? Принеси мне все испорченные дубли и просто запоротые кадры. Я хочу внимательно посмотреть и разобраться, кто и почему портил сцены. Так как, Джеми?

– Ну ладно, ладно. Уговорил. Да успокойся ты, Клив, присядь и выпей чего-нибудь.

Весь следующий день кусок не лез Кливу в горло. Время тянулось бесконечно. Вечером он заставил себя проглотить бутерброд и запил его таблеткой аспирина. Затем в каком-то полубреду поехал к Джеми.

Тот уже ждал, держа проектор, пленки и хороший запас выпивки наготове.

– Спасибо, Джеми. – Клив сел и нервно отхлебнул из бокала. – Все нормально. Ну что, начнем?

– Начали! – подражая режиссеру, воскликнул Джеми и выключил свет.

Экран засветился. Появилась надпись на хлопушке: «Кадр 1, дубль 7. „Золотая девственница“: Диана Койл, Роберт Деним».

Щелк!

На террасе, глядя на озаренный лунным светом океан, стояла Диана.

«Какая чудесная ночь! Она так прекрасна, что я не могу поверить», – мечтательно проговорила она.

В кадре появился Деним, нежно держащий ее руки в своих. «Я заставлю тебя в это поверить. Я… черт побери!»

«Стоп!» – взревел за кадром Галдинг. Но съемка продолжалась. Лицо Денима вытянулось, стало злобным и уродливым.

«Это все из-за тебя! Ты опять лезешь в камеру!»

«Я? – Ярость Диану не украшала. По крайней мере настоящая ярость. Позолота ее крылышек потускнела, запудренная прахом злобы. – Я? Да ты на себя посмотри: третьеразрядный актеришка! Только и умеешь, что орать, ты, грязный…»

Щелк! Темнота. Конец дубля.

Несколько минут Клив потрясенно пялился на пустой экран. Затем спросил:

– Они не очень-то ладили? – и про себя добавил: «Ну и хорошо».

– А вот тебе еще один, – сказал Джеми, и проектор снова застрекотал.

Теперь на экране был пышный бал. И вдруг, перекрывая смех и музыку, ворвалось злобное, мрачное, ненавидящее: «…Да пошел ты!» – «Ты нарочно подала мне не ту реплику! Из всех самых дешевых, поганых…»

И снова Диана и Роберт Деним!

И еще один дубль, и еще, и еще. Шесть, семь, восемь!

В одном из них Роберт, совсем осатанев, кричал: «Видит Бог, кто-нибудь однажды заткнет вашу грязную пасть навсегда, л-леди!»

«Кто? – заорала в ответ Диана, сверкая изумрудными глазами. – Уж не ты ли? Дилетант! Размазня! Сопли вытри!»

И вдруг Деним успокоился и, мрачно глядя на нее, тихо сказал: «Да. Может, и я. А почему бы нет? Это идея».

С Талли Дархэм тоже было несколько довольно выразительных сцен. Еще в одном дубле Диана с такой яростью набросилась на Джорджа Кролла, что тот перепугался и стал униженно просить прощения. И все это на пленке. Все это отличное свидетельство. Выходило, что на один скандал с Талли или Кроллом приходилось как минимум семь – с Денимом. Снова, и снова!

– Останови! Хватит! – Клив вскочил со стула попав в луч проектора, отбросил на экран дрожащую тень. – Спасибо, Джеми. Извини. Я слишком устал. Ты можешь дать мне… дать все дубли с Денимом?

– Конечно.

– Я сегодня же по дороге домой заеду в полицию и на основании их обвиню его в убийстве Дианы Койл. Еще раз спасибо, Джеми. Спасибо за все. Ты мне очень помог. Доброй ночи.

Пять, десять, пятнадцать, двадцать часов. И каждый из них можно считать за два, за четыре, за шесть. Но Клив их не заметил. Он спорил, спорил с копами, убеждал, доказывал, пока не устал. Тогда он вернулся домой и бросился на кровать.

«Газовая камера ждет тебя, Роберт Деним; будь послушным маленьким убийцей, иди своими ножками!»

А потом, вырвав тебя из тяжелой дремоты, зазвонил твой телефон.

– Алло?

– Клив? – раздался голос в ночи.

– Да.

– Это Джак Дэвис из проявки. Клив, скорее… Меня, ранили, меня ранили, мне больно…

На том конце провода с глухим шумом упало тело.

И больше ни звука.

Он нашел Джака уткнувшимся головой в одну из ванн с химикалиями. Красное органическое химическое соединение широкой струёй вытекало из ножевой раны, унося с собой навсегда все мечты, разговоры, саму жизнь, и разливалось алым озером вокруг.

Телефонная трубка лежала на рычаге. В лаборатории царил полумрак. Тот, кто это сделал, уже выбрался из этой тьмы наружу, и теперь, стоя посреди комнаты, Клив не слышал иных звуков, кроме шороха пленки, ползущей по ванночкам, как лоза, надеющаяся в полуночном мраке выбраться к свету. Клив склонился над Джаком. Тот наполовину висел, зацепившись за проявочный аппарат, все еще продолжавший печатать позитив. Он полз сюда от телефона через всю комнату.