Вера Камша - Новое тысячелетие

Из дверей храма вышел худощавый священник и, остановившись на ступенях, посмотрел на семейную пару.

— Смотри-ка, Мартин, — не веря глазам своим, сказал Андрей.

Священник узнал Андрея и пошел навстречу.

— Вы знакомы? — спросила Динака.

— Да. Мы росли на одной улице…

Еще издали священник развел руки для объятий и приветливо улыбнулся.

— Сколько же лет прошло, как мы виделись последний раз?

— Не меньше двадцати, — сказал Андрей. — Рад тебя видеть, Мартин.

— Я тоже рад, Андрей. Только теперь меня зовут Фома.

— Фома… Фома — так Фома. Познакомься, это моя жена Динака.

— Здравствуйте, — тихо сказала Динака, теряясь, нужно ли назвать священника святым отцом или необязательно.

Андрей и Фома обнялись, как обнимаются старые друзья после многолетней разлуки.

— Вот уж не думал, что здесь встретимся, — сказал Андрей, всматриваясь в смиренные глаза в прошлом городского хулигана, в четырнадцать лет чуть не угодившего в тюрьму за торговлю марихуаной.

— А я был уверен, что мы встретимся именно здесь, — сказал Фома. — Когда четыре года назад получил приход, первое о чем подумал, так это о том, как ты однажды придешь в этот храм и увидишь преступника, который теперь носит рясу.

— Ну… скажем прямо, это не такая уж и редкость, — заметил Андрей. — Тот, кто преступил закон, дозже часто несет в мир слово Божие.

— Я не поэтому стал священником.

— В чем же причина?

— Разве вы не видите, что мир катится в пропасть?

— Катится? — взорвался Андрей. — По-моему он уже свалился в пропасть.

— Нет, — спокойно сказал Фома. — Мы всего лишь на краю. Свалиться в пропасть нам только предстоит.

Андрей опустил голову.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что мы услышали и увидели сегодня. Сначала нас не пустили в любимый парк без собаки. После этого в табачном киоске прямо передо мной кто-то купил ЛСД. Через десять минут в ресторане мне сказали, что мясо и вино не подают на открытой веранде. А вчера меня оштрафовали, за то, что я поцеловал свою жену в аэропорту. Я ехал домой, мечтал, что снова пройду по знакомым с детства улицам, встречу друзей, которых знаю всю жизнь… А что получается? Попал в сумасшедший дом!

— Неужели ты не заметил, что мир менялся? — спросил Фома. — Мир населен не слепцами, человеку даны глаза.

— Ты знаешь, у нас на острове все осталось по-старому, — уверенно ответил Андрей.

— Цивилизация не может стоять на месте, — как будто пытался оправдаться за человечество Фома. — Она либо развивается либо погибает.

— Цивилизация… Тогда понятно, — вздохнул Андрей. — У нас ведь на острове одни дикари…

— Но как же церковь… — неуверенно спросила Динака. — Она всегда была консервативна. Мы сегодня видели не менее тридцати сект. И они не просто существуют, они функционируют. Абсолютно легально. Мы видели, как туда заходят люди.

— Сорок семь, если быть точным, — сказал Фома. — Сейчас в городе сорок семь разных учений, которые устойчиво функционируют.

— Нет… нет, нет, нет… я не могу понять. У меня в голове не укладывается. Права животных выше, чем права человека — это я допускаю. Легализация наркотиков — вполне возможно. Дифференцированное наказание, в зависимости от благосостояния гражданина — бог с ним. Но вера… Это единственное, что на протяжении тысячелетий оставалось неизменным. Сейчас что, не принято верить в Бога?

— И раньше человек сам решал, верить ему или нет. Сейчас же общество относится к этому еще более терпимо. Высшее проявление демократии.

— С ума сойти. И это я слышу из уст священника…

— Не священника, а гражданина. Из уст гражданина ты услышал правду. Но не истину.

— Но тогда ответь мне, гражданин. Ты понимаешь, что Библия это не конституция? К ней нельзя принимать поправки! И никакие свитки мертвого моря не в силах этого сделать! Церковь может признать свои ошибки, заблуждения. Признать, что лгала намеренно, пусть и руководствуясь высшей целью. Но благословлять однополые браки она не может! Церковь не вправе амнистировать содомский грех, лотя бы потому, что никакой папа не сможет сделать даже один белый волос черным.

Андрей замолчал, а Фома лишь снисходительно улыбнулся. Андрей почувствовал, что только что доказывал элементарные вещи, которые все давно знают.

— Как священник, — все так же спокойно сказал Фома, — я скажу, что ты прав. Именно поэтому ты застал меня в этом заброшенном храме. Сюда перестали ходить люди, но отсюда не ушел Бог.

— Но как же…

— И падшей женщине, и сборщику налогов Христос сказал: «Ты можешь пойти с нами». Человек сам выбирает, во что ему верить. Я лишь могу помочь нуждающемуся в поддержке, но заставить… не то чтобы не могу, но и не хочу. Человек сам совершает поступки и сам будет отвечать за них.

— Ты не правильно меня понял, — сказал Андрей. — Я не агитирую немедленно всем креститься или делать обрезание. Откуда взялись шарлатаны я догадываюсь, но почему им все так запросто верят — понять не могу.

— Еще когда ты учился в университете, — ответил Фома, — свобода в Европе приобретала все более причудливые формы. Однополые браки, легализация наркотиков. Клонирование человека, волна новых учений. Официальные представительства террористических организаций. Новые пророки указывали на пороки церкви, справедливо указывали, и заявляли что они, и только они, настоящие посланники высших сил. Многие считали, что лучше секты, чем ислам. Ватикан закрыл глаза на лжепророков, только бы не отдать паству в руки ислама. Десять лет назад казалось, что как только ислам отступит за свои извечные границы, христианство быстро вернет себе заблудшую, ушедшую в секты паству, к тому времени понявшую свою ошибку. Казалось, останется только раскрыть объятья… Но человек увлекся. Свобода ради свободы — это хаос. Никто не задумывался, к чему все может привести. Очень скоро законы стали обвинять в ущемлении прав гражданина. Пацифисты, целующиеся с террористами, кровью невинных омывающими дорогу к власти. Правозащитники, кричащие, что только Бог имеет права наказывать человека. Экологи, призывающие остановить промышленность… Вы правы. Мир встал с ног на голову. То радушие, с каким демократия раскинула свои объятия хаосу — улыбка Сатаны. Он и не делал ничего, мы все сделали сами.

Фома замолчал. Андрею и Динаке стало страшно от услышанного.

— Один писатель, — тихо заговорил Андрей, — однажды сказал: «За пару дней я могу придумать религию, которая за десять лет разрушит мир. Только зачем?» Религию он придумывать не стал, но для разрушения мира десяти лет почти хватило.