Сергей Синякин - Лебеди Кассиды (сборник)

Человечество земное породило человечество галактическое.

Да, наши потомки не будут вздыхать перед полотнами земных мастеров, не будут радоваться и тосковать, читая стихи земных авторов. Ну и что? У них будет своя культура, свои гении и пророки, свои понятия о красоте, о добре и зле… Но они ведь будут, эти понятия!

На террасе вспыхнул свет, и Худов торопливо отвел взгляд в сторону.

— Не нравится? — спросил каратианин. — Между тем мои возможности в десятки раз больше твоих. Я могу, например, летать, менять метаболизм своего организма, а следовательно — жить в условиях, не пригодных для человека. Я могу перемещаться в открытом космосе, могу жить там, где человек поселиться не смеет. Даже разрешающие способности моего мозга на несколько порядков выше, чем у тебя. Так кто же из нас пострадавший?

— Но почему именно этот вид? — не выдержал Худов. — Разве перестройка была невозможна без сохранения человеческого облика?

— Генетические изменения, — пояснил Отрогов. — Возможно, что в дальнейшем их удастся избежать.

— Зачем же было спешить?

— Цель была слишком заманчивой, чтобы остановиться на полдороге. Мы решили начать освоение Кольца. Одним трудно, мы нашли Симбиотов и ведем с ними переговоры.

— Какой же вы представляете себе жизнь на Кольце?

— Разве земляне предполагали, какой будет их жизнь на Кассиде, Аль-Аре или Карате? — вопросом на вопрос ответил каратианин.

Они опять замолчали.

— И все-таки, откуда у вас именно такой вид?

— Мы использовали для генетической перестройки клетки Лебедя, убитого на Кассиде. Ты еще не забыл всю эту историю?

— Помню, — подтвердил Худов.

— А в результате появились такие монстры, как мы, — закончил каратианин.

— И ты действительно не испытываешь сожалений?

— Нет, — сказал Строгое коротко. — Я уже говорил, что трудно избавиться от вчерашних привычек. Хочешь почистить зубы и не сразу вспоминаешь, что тебе уже нечего чистить. Крепко в нас все-таки это сидит, а?

— Вы осознаете свое положение в сообществе?

— Мы все взвесили, Алексей. Мы — в начале нового витка. Должен ведь кто-то начать!

— Виток? — Худов грустно улыбнулся. — Скорее это росток нового дерева. Но кто поручится, что это не побег, которому предстоит отмереть?

Они замолчали.

Каратианин смотрел вниз, где журчала невидимая в ночных сумерках река.

— Будущее покажет, — сказал он наконец. — Чтобы не стоять на месте, надо двигаться вперед. Даже совершая ошибки.

Медленно они прошли по коридору. У одного из красочных панно Худов остановился. На панно была изображена группа каратиан, устремляющихся от опаловой капли планеты к скоплению звезд.

— Странная картина, — пробормотал командир «Урала».

Строгое услышал его.

— Это не картина, — сказал он. — Это проект. Они двинулись дальше.

На маленькой веранде у освещенного столика неподвижными тумбами стояли два каратианина. Стол представлял собой доску, расчерченную ромбами, которые к краям стола выравнивались в правильные квадраты. Худов заинтересованно остановился. Каратиане держали над столиком расставленные веером щупальца, время от времени поворачивая их в различных плоскостях. Манипуляции каратиан приводили к тому, что на клетках доски вспыхивали нежно-голубые и розовые искры, выстраивающиеся в диагонали или линейные цепочки. При соприкосновениях цепочек разных цветов на доске возникали фонтаны искр и в воздухе стоял резкий запах озона. Цепочки исчезали, а игроки начинали свою игру заново. Иногда кто-то из них выигрывал и на табло, установленном на столике, загорались многозначные цифры.

— Что это?

— Игра, — односложно сказал Строгое, с видимым интересом наблюдая за позициями на доске,

— Для меня это слишком сложно? — хмыкнул звездолетчик.

— Это сложно для любого каратианина. Для землянина эта игра вообще недоступна. Вы слишком медлительны для нее.

Худов промолчал.

Они снова двинулись по коридору.

— Просмотрел вас Техком, — подумал вслух звездолетчик.

— На Карате подобрался коллектив единомышленников, и это позволило нам сохранить тайну. Мы понимали, что Техком наложит запрет на разработку, едва только узнает о ней.

— Жаль, что своевременно не узнал.

— Неделю назад на Кольцо ушла первая группа, — сообщил каратианин. — Полагаю, что освоение Кольца уже началось.

— Исторический день?

— Для нас? — уточнил Строгое. — Пожалуй. Но разве для Федерации это не будет событием?

— Для жителей Федерации вы уже оказались событием, — сообщил Худов. — И событием тревожным. Группа ваших первопроходцев посетила Землю. Никто из них не удосужился сообщить о событиях на Карате. На Земле некоторые решили, что началось массовое вторжение Иноразума.

Каратианин остановился.

— А я еще думал, почему Эвервиль включил в первую группу уроженцев Земли, — прогудел он. — Досадный промах. Мы этого не учли. И что на Земле?

— О реакции Федерации вы можете судить по телеграмме, что принята пространственной станцией Карата. Увлекшись перестройкой, вы несколько запустили свои общественные дела.

— Спасибо, — поблагодарил Строгое, продолжая движение. — Твоя информация уже доведена до всех жителей Карата.

— Телепатия? — Худов даже приостановился.

— Не совсем так, но похоже. Ты не волнуйся, наша беседа конфиденциальна, — сказал каратианин. — И мысли твои я не читаю, мне это не под силу.

Они опять замолчали, и молчание это было достаточно долгим, чтобы каждый успел подумать о своем.

— Хотел бы я знать, что вы сохранили в себе от человека, — подумав вслух Худов.

— Все, — сказал Строгое. — Даже память, какую бы боль она нам ни причиняла. Не считай нас за бесчувственных антробиоров, это лишь внешняя схожесть. Может ли знать воробей, каково на душе у аиста?

— Трудно представить, — отозвался Худов. — Честно говоря, я не вижу в тебе человека. Я вижу в тебе чужака.

— Это первое впечатление. Ко всему непривычному можно привыкнуть. Когда ты улетаешь?

— Завтра. Я задержался всего на сутки, чтобы увидеть тебя.

— Ты меня увидел, — сказал каратианин. — И что ты испытал? Отвращение? Удивление?

— Скорее страх, — признался Худов.

— Почему же страх?

— Ты не понял? Мы все — земляне, каратиане, альарцы — все мы составляем единое человечество, ставшее галактическим. Мы живем не только рядом, но вместе. И вдруг я увидел вас — изменившихся и оттого удаляющихся.