Лавр Сивер - Авария или В ожидании чуда

Рита посмотрела на Виктора и недоуменно пожала плечами.

- Ну вот, только что вспоминали... Это они звонили. Ждут нас всех у меня дома, - Рита недоуменно пожала плечами, -интересно, как их Директор впустил?

- Директор? - удивленно спросил Храмов.

- Это пса так зовут, - Директор.

Виктор уже не знал, как быть в сложившейся ситуации. Он чувствовал себя неловко, то засовывал руки в карманы, то теребил край скатерти. Рита улыбнулась ему и сделала неопределенный жест, так, как обычно она его делала в минуту нерешительности. И вдруг больше всего Храмову сейчас захотелось остаться одному и... напиться до чертиков. Почему-то всплыло ощущение тоски, какой-то опасности, которая еще далеко, но неминуема.

Не зря люди говорят про телепатию. Ставший самым близким Храмову человеком, Палыч, действительно попал в трудную ситуацию...

* * *

Проведя два дня у приятеля в деревне, в сотне километров от Равска, такой маленькой, что новая власть в лице трех парней на броневике, лишь раз удостоила ее своим вниманием, Палыч поспешил домой. Его никто ни разу не остановил, и он до такой степени расслабился, что решил проехать на электричке прямо в Калинино. На небольшой станции, куда он доехал на попутном грузовичке, народу было немного. Он сел на разогретый весенним солнцем парапет и стал ждать поезда. Через час подошла электричка. Открылись двери, и мимо изготовившегося к посадке Палыча из вагона прошел рыжий парень с большим синим рюкзаком за спиной.

- Хэй, ти! - послышалось от здания станции, откуда вышел патруль, - сиуда! Бистро!

Обвешанный как новогодняя елка, весь в шнурах, в каске и броне, патрульный сделал пару шагов в направлении открытых дверей тамбура. Рыжий парень вздрогнул и со всех ног побежал вдоль состава.

Хэй, - крикнул патрульный еще раз, - стой!

Солдат обернулся на старшего и, видимо получив одобрение, прицелился и выпустил две пули вдогонку рыжему. Парень мгновенно рухнул на гравий между путями и затих, и патрульные вразвалку двинулись к нему. Электричка тронулась. Упавший парень лежал на боку, вместо лица была большая развороченная рана, наверное, пуля попала в затылок.

А несколько минут спустя и самого Палыча настигла беда. Как только он вошел в вагон, ему навстречу сразу же встали двое полицейских, из оккупантов, в желтой форме с шевронами-звездочками на рукавах. Они подскочили и вцепились в него, стараясь завалить на пол. Была ли это случайность, или они на самом деле искали именно его, Тарасов разбираться не стал, резким движением стряхнул с себя одного, ударом в горло обездвижил второго, и рванул. Вдогонку прогремел выстрел, но Палыч был уже в тамбуре. От мелькавших лиц, пролетавших мимо скамеек и дверей рябило в глазах. Палыч несся по проходу очередного вагона электрички, сбивая с ног всех, кто не вовремя уступал ему дорогу. В следующий вагон он ворвался слишком резво, и в нем, как назло, тоже оказались полицейские, тут же взявшие его на мушку. Выстрелить они не успели. Отбросив в сторону бездыханные тела, срывая ногти, Палыч попытался открыть двери очередного тамбура. Это ему, в конце концов, удалось, но резкий порыв ветра и сопровождающий его характерный звук заставили его отшатнуться от открывшегося проема, железные клепаные балки моста с шумом замелькали мимо, открывая блестевшую далеко внизу гладь реки.

Вот я и вступил в партизаны, - подумал Тарасов, выпрыгивая из последнего вагона на насыпь, едва поезд миновал мост. Что есть силы, оттолкнувшись от шаркнувшего под ногами гравия своей единственной родной ногой, он кубарем покатился под откос к бурно разросшимся у берега кустам ивняка.

Уже миновав приключения, случившиеся с ним на железной дороге, Палыч проанализировал ситуацию и понял, что войдя в вагон, именно своей зверской рожей и привлек к себе внимание полицейских. Но кто знает, может быть, он поступил единственно правильно в данной ситуации. Сдайся он им, в лучшем случае сидел бы сейчас в каталажке, как пить дать.

Прыжок с поезда вышел удачным, за исключением измазанной в грязи одежды. Палыч шел быстро, как только мог, пытаясь как можно скорее выйти к небольшому поселку, уступами расположившемуся на крутом берегу реки. Вскоре из-за деревьев показался невысокий заборчик, за ним несколько одноэтажных, преимущественно кирпичных домов, неровной вереницей расположившихся вдоль спускающейся к реке улицы. Улица была пуста, Палыч прошел ее вдоль до самого конца, где она заворачивала и переходила в дорогу, ведущую на север и не встретил ни одного человека. Как только перспектива пешей прогулки забрезжила перед остановившимся в нерешительности Тарасовым, так сразу же тупой пульсацией напомнила о себе давно потерянная нога. Покрутив головой, Палыч все же решил поискать другого пути и перемахнул ближайший заборчик. Хозяев нигде не наблюдалось. Постучав в двери и окна, он прошел к сараю, к стене которого был прислонен видавший виды велосипед. Оглядевшись, Палыч решительно взялся за руль, стараясь не шуметь, вывел добычу на дорогу, взгромоздился сверху и, вспоминая давно забытые навыки, закрутил педали, прочь от поселка.

- Отдай! - вдруг услышал он крик сзади, - отдай, это мой!

Палыч обернулся и увидел за заборчиком девочку, вырывающуюся из рук дамы в старом, огромного размера, наброшенном на плечи полушубке, которая пыталась затащить ее обратно в дом. Но девочка все же вырвалась и побежала к остановившемуся Палычу, за ней подбежала и мать.

Палыч слез с велосипеда и отдал его в руки девочке, тут же вцепившейся в руль и зло посмотревшей на него.

- Простите, - проговорила подбежавшая женщина, заслоняя дочь, - она еще маленькая, простите ее.

Палыч поправил шапку, а женщина отшатнулась и присела, заслонилась от него рукой.

- Да что же это тут творится? - возмутился Тарасов, - вы что шарахаетесь от меня, что я вам могу сделать? И за что -«простите»? За то, что я спер велосипед? За это?

- Нет, простите нас! возьмите... - дама попыталась оторвать дочь от велосипеда, но это ей не удалось, и она заплакала.

Ее каштановые волосы растрепались, а в спешке накинутый старенький полушубок, сполз на одно плечо.

- Знаете, я в жизни ничего не крал, но мне надо быстро уехать как можно дальше отсюда, за мной гонятся, а у меня вот, - Палыч вытащил штанину из сапога и постучал по мягкому пластику протеза.

Недоверчиво взглянув на ногу, дама шмыгнула носом и спросила, - Кто гонится?

- Кто за партизанами гоняется?

- За какими еще партизанами? - удивленно уставилась на него дама.

- За такими. Ладно, вы уж извините меня, - Тарасов опустил голову, повернулся и побрел прочь.