Александр Прокопович - Очередной конец света

Так все и случилось. Неграмотное управление, оптические помехи — все сошлось. Сначала были сбои — просто потому, что Павлов вмешивался в процесс, и роботы элементарно не могли выстроить приоритет команд, а потом добавился оптический фактор. В результате работ в туннеле образовалась взвесь, которая и так мешала роботам идентифицировать друг друга. Когда пришла очередная команда от робота к роботу, более старое поколение сделало неверный вывод. Ошибка идентификации — тот, кто приказывает, — человек. А человек не может находиться в любом защитном костюме в этом месте больше четырех-пяти минут. И они попытались их спасти. Там не было драки. Одни роботы пытались вытащить других из радиоактивной зоны. Вот и все.

Печенье кончилось. Как всегда, незаметно. Говорить было больше не о чем, дальше должны были начать работу большие парни.

— Максим Полонский, это плохой конец истории.

Вероятно, настроение шефа тесно связано с наличием сладкого на столе, печенье кончилось — настроение тоже.

— Что теперь с этим всем делать, Макс? Позвонить в ФСБ? Нас потом не один месяц будут трясти, а продажи наши упадут, потому что доказать покупателю, что робот, который принял другого робота за человека, — безопасен и надежен — невозможно.

— Не звонить?

— Звонить. Только делать это надо правильно. Макс, наступает великий момент. Это должен сделать глава компании. Ты сделал почти невозможное, ты нашел проблему, с которой может справиться только она.

Кажется, теперь Макс понял, почему Виктория веселилась. Ей давно хотелось кому-то намять бока, и вот теперь представился случай.

В Хильдене хорошо. Десять километров от Дюссельдорфа, десять тысяч населения и ни одного робота. Три недели отпуска — Олег не обманул. Главная новость, которую обсуждают местные, — события в Петербурге. По всем каналам показывают роботов модели «H2», благодаря которым удалось найти клад — schatz — так это пишется на немецком. Почти сто граммов баббла, упакованного в контейнеры из обедненного урана. Интервью давали два человека. Господин Павлов и Виктория — председатель правления компании «Русские роботы». Как и обещал Олег, она решила проблему.

Казна получила баббл, «Русские роботы» — рекламу и клиента, который никуда не денется, а господин Павлов — выстиранную репутацию. На свое счастье, он не успел передать партнерам ни одного контейнера. Роботы очень вовремя «сошли с ума».

В Сети Макс нашел еще кое-что прошедшее почти незаметно. Десять высших офицеров ФСБ, подавших в отставку. Вероятно, если бы одновременно столько непростых людей пустили себе пулю в висок, это было бы плохо принято широкой общественностью, а так… Правда, что-то подсказывало Максу, пенсия этих офицеров будет проходить в хорошо охраняемом месте, с короткими прогулками по одному и тому же дворику с высокими стенами и колючей проволокой.

Только одна вещь омрачала отпуск. Жители Хильдена оказались слишком впечатлительными. Роботы, нашедшие клад, — это стоит того, чтобы немного подправить местные законы. Теперь и эта земля открыта для железных недочеловеков. Первые экземпляры должны появиться в Хильдене где-то через месяц. От корпорации «Русские роботы». Виктория будет довольна.

Цыпки

Ей было двенадцать, было лето и пляж у Петропавловки, когда её кожа впервые покрылась уродливыми красными пятнами. В этот день весь пляж любовался небывалым — что-то огромное заплыло в реку из залива — то ли кит, то ли дельфин. Огромный плоский хвост раз за разом вспарывал сталь Невы, и отдыхающие пугали себя до восторга предположениями о том, что за зверь заблудился в городских водах. Мама уже раз в пятый пыталась вытащить её из воды, пугала синими губами, скорым прорастанием жабр и грозила позвать папу. Маргарита привычно делала вид, что не слышала, пока не увидела свои руки.

Было стыдно, было страшно, было странно. Пятна размерами с монетку вели наступление, они высаживались на плечи и спускались по локтям до самых кистей, закрепились на стопе, поднялись по ногам, забрались на живот и остановились лишь на самых подступах к стратегически важному объекту — лицу. Мама промокала Риту огромным махровым полотенцем, боясь вытирать. Младший брат Алешка серьезно осмотрел сыпь и важно произнес — «цыпки».

Через два дня пятна почти исчезли, чтобы появиться снова после ванны. Еще через полгода, десяток наступлений и отступлений «цыпок», Маргарита получила диагноз — аллергия на воду. Аллергии не было у её брата, не было у родителей и вообще в роду. Не было в роду больше и таких огромных странных глаз, в таких глазах не нужно отражаться морю, море там уже живет.

К своим двадцати годам Маргарита не просто окончила школу и благополучно преодолела три курса филфака, она стала большим, просто-таки огромным специалистом по влажным салфеткам и очищающим жидкостям — всему, что было не водой и могло её заменять.

И её страшно тянуло на берег, на границу суши.

После пар в университете, всегда пешком по набережной, гладя гранит, мечтая о том, чтобы прикоснуться к темной влаге, спуститься по ступеням, шаг за шагом все меньше принадлежа воздуху и отдаваясь воде… Нева тяжело перекатывала свои волны, оставаясь недоступной и желанной.

На южных берегах все было иначе — там светлые волны не затягивали, шумели не страшно, и тоски непременно быть с ними — не было. Немного тянуло, не всерьез.

Так же не всерьез она познакомилась с Пашей. К нему тянуло, но тоже совсем немного. Маргарита влюбилась в него позже, случайно. На лекции как-то особенно упал свет, и она увидела светлый хохолок, совсем такой же, как у её младшего братика, отчаянные глаза. И поверила, поверила этим глазам, заметив усталость в уголках, — все видел, все знаю, попробуй — удиви. Наверное, просто засмотрелась. Наверное, есть критическая масса секунд, смотришь слишком долго, влюбляешься — насовсем.

Это была не первая влюбленность насовсем. Маргарита не знала так ли это у всех, или это еще одна её болезнь — фильмам она верила мало, книги говорили не обо всем — она никого не забывала. Она продолжала любить, пусть отношения скукожились до: он — «с 8 Марта!», она — «с 23-им» — так брат остается братом, даже если уезжает в экспедицию на Северный полюс, да так там и остается жить. Для Маргариты любовь отличалась географией. Паша был рядом, другие — далеко.

Паша стал первым, кто увидел её цыпки. При всем её мастерстве, оттачиваемом годами, совсем без воды она не могла. Этот вечер был безнадежно испорчен душем. Паша не зло посмеялся и его хохолок впервые не напомнил ей вихры брата. Он тоже сказал «цыпки». Только совсем по-другому.