Джеймс Хоган - Сибирский эндшпиль

- Что вы имеете в виду? - спросил Рубаков.

- Давным-давно, еще у римлян и греков возникали проблемы: как разговаривать с рабами, которых привозили из покоренных племен, объяснила Таня. - Домашние и слуги говорили на диалектах - упрощенной смеси языков, в которой смешивались все странности оригиналов. Проходили века, волна беглецов от религиозных и политических преследований и тому подобное, достигла Британии, и все говорили на своих языках. Они селились в разных местах, и когда наконец встретились вместе и нашли общий язык, то больше никто ничего менять не стал. Так что английский - это диалект диалектов всей Европы.

- А сейчас Америка добавляет туда немного идиш, немного испанского, немного негров, индоамериканцев и Бог знает, кого еще. Получится какой-то суперязык, - ответила Пола.

- Ну, у русских-то такой проблемы никогда не возникало, прокомментировала от дальней стены Анастасия. - Никто не рвется к нам. Наоборот, все рвутся наружу.

На следующее утро Рубаков сказал Поле, что днем прибудет генерал Протворнов, который хочет с ней поговорить. Это вернуло ее к действительности и на целых два часа у нее пропало настроение. Она думала о будущем в смешанных чувствах, колеблясь между сдерживаемой надеждой и отчаянием. Протворнов прибыл незадолго до обеда, сопровождаемый майором Ускаевым. Они взяли с собой Полу и закрылись в комнате дежурной сестры, рядом с палатой. Протворнов уселся за стол, и показал Поле на стул напротив. Ускаев сел сбоку у стены.

Протворнов тяжко вздохнул; Поле он почему-то напомнил мишку косолапого. Он облокотился на кресло и потер виски пальцами.

- Я слышал, что вы виделись с товарищем Ошкадовой, - сказал он наконец.

- Ошкадовой? Это Ольга, ученая из Новосибирска?

- Достойная женщина, пусть даже в чем-то заблуждающаяся. Вашего склада ума, я бы сказал. Вы, собственно, сказали ей, что вы тоже ученая.

Пола пожала плечами.

- И кажется, вы это тоже знали.

- Да, науку вы цените высоко, ...лейтенант Брайс? - ответил Протворнов.

Тот факт, что они знали ее настоящее имя, еще не давал ей повода признаться в этом. Тот же Эрншоу, если бы он и нашел путь связаться с ней, искал бы ее по прикрытию.

Протворнов продолжал:

- Вы ведь так привержены идеалам науки?

- Да, я ценю настоящие знания, я ценю верные пути овладения знанием. То, что действительно хоть что-то значит.

- А идея, право, общественные формации и методы управления ими разве это ничего не значит?

- Вы имеете в виду политику?

- Политику, идеологию, религию - называйте, как хотите.

Пола попыталась найти правильный ответ. Во всяком случае, открыто отказываться не стоит.

- Конечно, такие вещи играют свою роль в жизни людей - и большую роль. Но меня всегда интересовали те вещи, которые существовали еще задолго до появления людей, и будут существовать, даже когда люди исчезнут.

- Вы хотите просто обладать истиной. И под каким флагом - неважно?

- Я не говорила этого. А истина может подождать еще. Она привыкла к этому.

Протворнов скривил губы, почти улыбнулся, словно в знак удачно отраженной атаки.

- Да, говорите вы так. Однако служите вы в ВВС США и занимаетесь шпионажем. Вам не кажется, что это несколько странная карьера для женщины с таким мировоззрением?

Пола вздохнула и отбросила завиток со лба.

- Это личное... Я поступила на службу... чтобы вырваться из дома, добиться независимости. Для меня было важным понимать науку. Что касается второго... меня уговорили. Это не то, чем я занималась.

- А чем вы занимались?

- Мы уже прошли это. Я не буду отвечать.

- Итак, вы говорите, что вас уговорили заниматься шпионажем. Вас принудили заниматься шпионажем в пользу американских военных? Вы согласны сделать об этом заявление?

- Нет, я не сделаю этого.

- Если вы просите об одолжении, можно быть и податливее.

- Я не прошу одолжения. Я предлагаю сделку.

Протворнов бросил взгляд на майора Ускаева, качнув в его сторону пальцем. Жест словно говорил: ну что ж, на этот раз не вышло. Генерал не стал развивать эту тему, сделал паузу, а потом заговорил о главном:

- Вы сказали товарищу Ошкадовой, что хотите быть нам более полезной? Я правильно понимаю?

- В разумных пределах, да.

- А почему вы хотите быть нам полезной?

- Я не хочу быть полезной вам. Я хочу быть полезной себе.

- Я всегда уважал открытость. А каковы же пределы?

- Я не хочу никого предавать, я не стану делать ничего, что связано с военными или против интересов моей страны. Но, за этими исключениями, я бы хотела рассмотреть возможности взаимного сотрудничества.

- А почему мы должны быть заинтересованы сотрудничать с вами?

- Потому что у вас ограниченные ресурсы. Вы не можете позволить себе держать здесь бесполезных людей.

Протворнов хмыкнул и перевел взгляд на Ускаева. Тот наклонился вперед:

- Нам сказали, что у вас есть опыт работы в области связи?

- Кое-что.

- Вы стали бы заниматься работой, связанной с коммуникациями?

- Какой, например? - настороженно спросила Пола. Ускаев недовольно скривил губы.

- Исследование и развитие возможностей связи с Землей, и, может быть, другими космическими станциями.

- Нет. Я не хочу заниматься никакими военными работами.

- Но "Валентина Терешкова" - не военная станция. Это исключительно социологический эксперимент.

- Ради Бога. Вы прекрасно знаете, что работы из этой области могут применяться где угодно.

- Ну тогда как насчет скоростной компрессии и защиты данных?

- Нет. Послушайте, может быть, нам вообще забыть о моей квалификации? Я ей не торгую. Но кроме этого, я знакома с общими научными теориями, которые можно использовать в любой области: медицина, может быть, образование... Мы же можем прийти к такому соглашению, и это было бы лучше, чем не решить ничего. Вот что я хочу сказать.

Ускаев смотрел на свои руки, без конца сравнивая один палец с другим. Наконец он поднял глаза и с сомнением покачал головой.

- Я не думаю, чтобы она могла нам пригодиться, - сказал он Протворнову.

Протворнов, похоже, был не удовлетворен таким выводом. Он собрался ответить ему, затем передумал и посмотрел на Полу:

- Я бы хотел поговорить с майором Ускаевым наедине. Пожалуйста, подождите снаружи.

Пола уселась за столиком в проходе, листала журнал, но страниц не видела. Не так, не так, все не так. Она испортила все. Она была слишком упрямой. Протворнов верно сказал - человек в ее положении может быть и податливее. Она видела через окно в комнату дежурной сестры, как два офицера о чем то спорили, размахивая руками. Ей нужно было прикинуться податливой и согласной - только бы перевели из этой жуткой кухни - а беспокоиться обо всем остальном уже потом, когда для них будет больше хлопот отправить ее назад. Ну почему она всегда пытается сделать все сразу? Ольга говорила ей, как русские достигают своих целей - медленно, не торопясь, как будто каменотесы, вставляют клинья в узенькие трещинки. У нее только что был шанс вставить свой клин. Вместо этого она со всего размаху ударила кувалдой.