Олег Языков - Учебный отпуск. Часть 1. Гром над Балтикой.

Были сбиты ведущие первой группы и ведущий второй восьмерки. Это и стало переломом всей схватки. Немцам не хватило твердости духа. В строе бомбардировщиков началась паника – побросав бомбы, "Юнкерсы" кинулись прятаться в облака, а шестерка прикрывавших их фок, огрызнувшись неприцельными очередями, вышла из боя.

Голубев по радио дал команду одной шестерке своих истребителей остаться на прикрытии кораблей до подхода усиления, а остальных повел домой. Мы пошли за ним.

Перед посадкой шестерка "Ла-5" пронеслась над аэродромом. Вдруг ударили пушечные очереди. Серое небо пронизали цепочки светлячков снарядов. Я сразу беспокойно закрутил головой, а потом успокоился. Так балтийцы извещали однополчан о своей победе…[15]

На земле я подошел к Голубеву. Его уже окружили сослуживцы и радостно трясли ему руку – поздравляли с тридцать девятым сбитым. Поздравил его и я, но он, по-моему, в суматохе и не заметил.

Тут из штаба к нам подбежал офицер с бланком радиограммы в руках.

— Моряки подтверждают пятнадцать сбитых! — Закричал он еще на подходе. — Товарищ майор! Вы сбили аса – командира эскадрильи 54-й эскадры Герхарда Лооз. У него было 92 сбитых!

— Ну, и чего кричать? — чуть поморщившись ответил Голубев. — Было, да прошло! Теперь на лесоповале пусть бревна считает, паразит.

Разговаривая с летчиками, Василий все время посматривал на пару "лавочек", которые, почему-то, запылили не к капонирам, а к стоящим в отдалении маленьким, похожим на дачи, домикам. Там они встали, и вокруг одного из истребителей закрутился народ. Было видно, как три техника бережно помогают летчику выбраться из кабины самолета.

— Ну-ка… посторонись… — проговорил Голубев, раздвинул толпу и быстро зашагал к истребителям. Я догнал его.

— Что, ранили кого?

Тут он заметил меня.

— А-а, Виктор! Спасибо за помощь, "Гром"! Вовремя ударили! Да нет, никто не ранен… Это Леонид Белоусов. Сегодня его первый боевой вылет после ранения. Ты же знаешь – без ног он… На протезах летает. А одного фрица все же завалил!

Голубев резко махнул рукой. На его лице была написана гордость за старого друга и беспокойство за его состояние.

Когда мы добрались до Лени Белоусова, то увидели искаженное болью, осыпанное мелкими капельками пота лицо летчика. Да-а, тяжело ему, больно…

— А ну-ка… — я отодвинул ребят, взял виски Лени в руки и заглянул ему в глаза. Вылечить его я не могу. Но можно поставить какой-нибудь блок, снижающий чувство боли. А вот как его активизировать? Я же не могу быть все время с ним вместе…

— Ты что, Виктор? — удивленно спросил Голубев.

— Не мешай… Наговор я один знаю. Дед научил…

А если так? Надо попробовать. Это может и сработать…

— Вот что, Леня. Я в госпитале слышал от одного профессора медицины… С болью можно бороться. Надо только уметь переключаться на какой-нибудь раздражитель.

— На водку? — слабо улыбнулся Белоусов. — А что? Вполне подойдет.

— Нет, водку не надо… Потом лечить тебя от пьянства. Попробуй шоколад. В нем, как говорят врачи, масса целебных свойств. В общем так, как заболят ноги, — сразу пару кусочков шоколада в рот. И думай только о нем… как вкусно, как сладко… приятно, боль уходит, уходит… Вот она на самом краешке сознания… она есть, но уже не беспокоит…

— Эй-эй, шаман! Ты что? — мне на плечо легла рука комполка.

— Не мешай! Сейчас он будет в порядке…

Боль отпустила летчика. Его лицо разгладилось, исчезла испарина. Леня повозился и уселся поудобнее.

— А знаешь? Не болит!

— Вот и хорошо… Так ты понял? Как будет больно – сразу закидывай кусочек шоколада в кормоприёмник! Ясно? Вот и ладушки.

Я встал.

— Ну ты и профессор! — восхищенно пробормотал Голубев. — И деретесь вы здорово. А ты еще спрашивал – как "зеленых" бить! Твои летчики сами могут лекции читать.

— Не "можут", а "могём" – буркнул я себе под нос.

— Что-что? — не понял Голубев.

— Да могут, конечно. Но набраться опыта у морских летчиков-гвардейцев никому еще не помешало!

— Ладно, перехвалишь! — засмеялся Василий Голубев. — Считай – твоя эскадрилья зачет сдала! Балтийское небо вам открыто, ребята!

Глава 18

После этого воздушного боя, проведенного совместно с летчиками 4-го ГИАП, у нас началась нормальная боевая работа. Однако, как я заметил, мои летуны более охотно летали на прикрытие наших войск под Ораниенбаумом. Там земля, все-таки… Как ни крути – привычнее…

Мы провели несколько успешных схваток с асами из JG-54, у нас возрос счет побед, у немцев – список боевых потерь.

Меня вконец достал этот "орел-стервятник" Василий Сталин. Сами понимаете, почему стервятник. Загрыз он меня просто – когда полетим, да когда полетим? Сил уже нет, от него отбиваться. В конце концов, я просто позорно сдался и уступил.

— Отстань, Вася! Достал уже! Завтра, если погода будет, слетаем…

Погода была. И мы полетели.

Особого беспокойства я и не испытывал. Как пилот, Вася был неплох. Пилотировал резко, агрессивно, как и подобает истребителю. Стрелял похуже, но тоже ничего. На среднем уровне. В общем, выпускать его в бой можно. Под присмотром, конечно. И под плотной опёкой.

— Кирилл, завтра с твоим звеном слетаем с Василием. Слетаем, и буду писать в Москву. Пусть его забирают – созрел уже полковник. Это непонятное положение его давит. Того гляди – сорвется парень… Твоя задача – присматривать за ним и беречь. Понял?

— А что тут не понять? Сколько летаем уже…

— Вот и хорошо. Ну, до завтра.

Полетели мы над линией фронта. Кого-нибудь, да и увидим. Над морем бегать не хотелось, честно говоря…

В эфире шла постоянная работа. Работали посты ВНОС, наведенцы, локаторщики. Это здорово помогало. Мы практически были в курсе всего, что происходило в небе.

— "Щит-2", здесь "Гром-1", вышли на работу. Идем с запада, по ленточке… Высота 4200, как поняли?

Рация отозвалась шорохом фона, а потом откликнулась.

— "Гром один", доверни пятьдесят влево. На шести предположительно разведчик. Успеешь?

— Попытаемся… Кир, идем на высоту.

Развернувшись, мы полезли в небо. Я оглянулся – за мной, метрах в семнадцати, как приклеенный шел Василий. Чуть дальше – пара Лесныха. Кирилл Извольский был сзади-выше, прикрывая наше звено от неожиданного удара охотников. Потекли минуты набора высоты. Щадя моторы, я не форсировал подъем. Наконец мы забрались на шесть тысяч, шесть двести, шесть пятьсот. Хватит, пожалуй? Уже достаточно высоко. Еще чуть-чуть… Вот так. Теперь порядок.