Федор Березин - Пепел

После подрыва атомной мины над головой у штаба «Матомы» шарахнуло, а потом, как и планировалось, полилось. В течение нескольких минут утонули основные лидеры восстания во главе с Заудиту Тином.

Однако акция явно опоздала: колеса местной истории уже крутились вовсю. В отличие от правительственных войск, всех этих нагги, довиков, легионеров и полицейских, которые в своих подземных галереях хоть как-то управлялись сверху, благодаря техническому превосходству, члены «Матомы» в основном действовали в виде отсеченных от остальных групп самого разного количественного состава. Кровавая мясорубка продолжала выжимать из людей остатки жизни, и теперь внешнему наблюдателю могло бы показаться, что к ней подключили электромотор: так живо она завертелась.

Он сделал это, когда Самму Аргедас переставлял ногу с лестницы на откинутый фонарь кабины. Он просто толкнул его, одновременно подсекая под ноги. Диктатор взмахнул руками, пытаясь зависнуть в воздухе, но не тут-то было: тяжесть планеты неумолимо дернула его за ноги, и он, кувыркаясь, полетел вниз. Высота была приличная, метров пятнадцать. Он ударился о крыло спиной, попытался ухватиться и снова понесся вниз, соревнуясь в скорости с подвешенной на поясе «слепилкой». Хадас не стал досматривать, он рванулся к кабине, нажал, оборачиваясь, рычаг отвода трапа, завалился на спину: именно так можно было разместиться в кресле в этом положении, пристегнулся, надул полетный костюм и впился глазами в приборы. Прямо над ним, не слишком далеко, серел кусочек неба, давно не виданное им зрелище, может, его вид и надоумил Хадаса на свершившееся восстание. Сердце колотилось учащенно, но он ни о чем не жалел, не было у него другой возможности, не хотел он попадать ни в какой Подводный Мир, если он вообще был на свете, в чем Хадас сильно сомневался. Хадас вновь глянул в рваную дыру над собой. Взрыв выворотил породу, камни, все над шахтой, освобождая ему проход. Он подумал об Аргедасе, о том, что, наверное, тот свалился почти у самых дюз и наверняка жив, но, возможно, без сознания или, заработав переломы, не способен отползти. Хадас на мгновение замер, но затем решительно тронул удобные рукоятки: что он мог изменить?

Из шестидесяти космо-воздушных машин, принявших участие в акте отражения с участием живых людей, лишь немногие умудрились получить второстепенные повреждения аппаратуры, большинство пострадали от первых и от всех последующих взрывов. Земляне бабахнули на подходах к луне сорок два сверхмощных и еще несколько десятков мелких тактических зарядов. Наведенные столкновением фронтов излучений магнитные поля прошлись не только по боеголовкам противника, но еще более по своим: досталось даже самим бомбометателям. Такого массового применения атомных космических взрывов еще не знала история, а потому просчитать наперед последствия было почти невозможно. Количество реальных боеголовок уменьшилось мало, однако взрывы начисто прихлопнули большую часть ложных надувных целей или попросту сдули их с курса световым потоком. Во многих приближающихся группах нападения число отслеживаемых на радарах целей упало на порядок, а то и на два. До боя с автоматическим космическим щитом и атомного удара на Маару наводилось около миллиона подчиняющихся баллистике смертельно опасных железяк и их славных сестер-пустышек; теперь их осталось менее ста тысяч, да и то многие из них были поражены, однако это просто не отобразилось на их баллистических свойствах.

Поскольку наводящиеся, неатомные ракеты с «Торов» были использованы нерационально, теперь вся надежда осталась на «Большой лазер». Внутри лунной базы стало темнее: вся энергия откачивалась в кратер Агамемнон на его подпитку. «Большой» состоял из тысяч мощных эксимерных лазеров, связанных в единую систему для наведения в одну точку. Подчиняясь секретнейшей компьютерной программе, эти импульсные излучатели создавали на цели резонансную мелодию, раскачивая атомную структуру и сокрушая кристаллические решетки. Это была реализация древней сказки о волшебных песнях-заклинаниях наяву, только наигрывались эти мотивы со скоростями, не представимыми воображению.

Очень скоро эти заклинания начали колдовать второй раз за этот славный день. Но никто не мог представить, кто окажется их жертвой. «Большой» приобрел максимальную степень готовности и полную автономию: теперь он получил первое боевое крещение и прошел его с честью – все наблюдающие за оперативной обстановкой молились на него. То, что случилось в следующие пятнадцать секунд, никто не предвидел. В зоне поражения «Большого» появились несчастные покалеченные истребители, возвращающиеся с задания. Их было тридцать восемь штук, все нуждались в профилактике и ремонте оборудования. Однако они управлялись и слушались команд. У тридцати двух, кроме всего прочего, был выведен из строя высоковольтный волновод, связывающий антенну ответчика «свой – чужой» с самой аппаратурой опознавания. Это была практически невероятная неисправность, и ее индикация не предусматривалась в режиме ручного управления, а сбои в центральных процессорах не давали другой возможности вести машины: то есть пилоты абсолютно не подозревали, что являются в условиях высшей боевой готовности вражескими целями. «Большой» активизировался и легко поразил все новые цели, заходящие почти с одного ракурса с малыми скоростями. Никто из атакованных ничего не успел сделать, даже катапультироваться. Шесть тех, кому повезло, прекратили снижение и увеличили тягу, резко набирая орбитальную скорость. Они еще ничего не понимали, однако опыт – великая сила. В отличие от боев на планетах, их не лимитировал топливный ресурс: они могли вращаться над этой гостеприимной луной сколько угодно.

Те, кто находился на центральном боевом пульте Маары, запаниковали, намереваясь отключить этого электронного убийцу, однако астро-адмирал Гильфердинг поставил их на место: трагедия была уже в прошлом, а на естественный спутник, как яблоки на Ньютона, валились новые орды врагов, правда, с большей высоты, но гораздо быстрее.

Когда утроенная сила тяжести вдавила его в кресло, Хадас на мгновение потерял сознание. Он несколько отвык от взлетов, все-таки здесь его использовали не в качестве летчика. Он пришел в себя вовремя, судя по высотомеру, от земли его отделял целый километр, и реактивный лайнер продолжал жрать топливо, набирая высоту неэкономным образом – вертикально. Хадас изменил положение легким движением пальцев. Данная машина была на редкость примитивна, местного производства, однако собрана добротно, и давние годы учебы не пропали даром. На мгновение всплыл в памяти образ родного инструктора по тренажерным полетам: сколько тысяч виртуальных километров они намотали на электронных моделях самых различных машин? Хадас отогнал лирические воспоминания и взялся за дело. Он осмотрелся, и у него захватило дух. Все-таки закрытое пространство есть закрытое пространство, и теперь он понял, как оно ему надоело. На этой машине, конечно, нельзя было планировать путешествие к луне: это была внутриатмосферная конструкция, однако план у него все равно имелся. Он не опасался погони: он был уверен, что, даже если в подземном мире еще и остались самолеты, водителей для них там точно не было. Хадас Кьюм решил подняться повыше ионизированного слоя и связаться со своими, а там куда кривая вынесет. Он несколько покружился над плато, осваивая рукоятки и кнопки. Затем он сделал большой круг, диаметром километров с восемьдесят: ему было интересно осмотреть местность. Там внизу, в полумраке, он засек несколько темных скважин и догадался, что это пусковые шахты. Под ним проплывал мертвый мир, однако теперь он знал: внутри скал кипят свои страсти и жизнь, хотя и загнанные в резервацию. Осваивая управление, пилот нечаянно взялся за кнопку бортовой пушки. Яркая струя прочертила линию: на стекле сразу замельтешили цифры расхода боеприпасов. Хадас отдернул руку. Вооружение было примитивным, но впечатляло. Он глянул на наличие топлива, и показания прибора ему не понравились.