Георгий Гуревич - На прозрачной планете

— Что она делает? Он же съест ее!

Казаков охотно разъяснил:

— Она икру кладет, устраивает гнездышко под панцирем краба. Так безопаснее для икринок. А что вы удивляетесь? Много есть таких хитрецов, любителей попользоваться чужой силой. Мальки трески плавают под колоколом гигантской медузы, лоцман перед носом у акулы. Есть рыбки, которые прячутся в желудке голотурии.

Но тут изображение дрогнуло. Стайки рыб метнулись в сторону. Убежал, перебирая ногами–ходулями, краб, спугнув заботливую рыбку–мамашу. Пауза кончилась, заработал двигатель, машина тронулась.

И сразу же жертва. Погибла под гусеницей морская звезда вместе с мидией, которую она переваривала.

Подводный лес остался позади. Теперь машина шла по лугу, поросшему морской травой — зостерой. Луг этот был до странности похож на земной: волнующаяся зеленая трава, актинии вместо цветов. Только крабы на своих остроконечных ногах–ходулях нарушали сходство с сушей.

На лугу лежало… именно лежало, на самом дне, уткнув морду в траву, какое–то очень крупное существо. Оно виднелось сначала на переднем, потом на левом, потом на заднем экранах и все время не в фокусе. Можно было разобрать только общие очертания — рыбообразное туловище, лениво шевелящийся хвост. Акула? Но акула плавала бы, а не лежала на дне. Кит? Киту тоже нечего делать на дне. Да и не может он оставаться под водой так долго. Должен подняться, набрать воздуха.

— Это не стеллерова корова? — спросила Казакова не очень уверенно.

— Ну, матушка, ты хватила! — тотчас отозвался ее супруг. — Двести лет твоя корова лежит на дне, что ли? Ей дышать надо время от времени.

Разгорелся горячий спор. Стеллерова, или морская, корова, водяное млекопитающее, промежуточное между китами и тюленями, было открыто в середине XVIII века экспедицией Беринга на Командорских островах. Огромные, до десяти метров длиной, животные стадами лежали на мелководье, поедая водоросли. Несмотря на свой вес и рост, они оказались беспомощными и безобидными. Люди легко убивали их, наполняли бочки мясом и салом, из молока сбивали масло. Через три десятка лет от многочисленных стад не осталось ни одного животного. Могли ли они сохраниться в глубинах? Большинство специалистов сомневалось. Ведь коровам надо было дышать воздухом, подниматься на поверхность. Неужели за двести лет жители Курильских островов ни разу не заметили такого крупного зверя?

— Но корова могла приспособиться. Поднималась реже, не у самого берега, — настаивала Казакова.

— Приспособилась не дышать? — посмеивался ее муж. — Это просто дохлый кит.

А Ходоров молча с удовольствием поглядывал на супругов. Как инженер своего мнения о морских коровах он не имел. Но он был горд, что его детище доставляло столько пищи для научных споров.

«Детище» между тем с полным равнодушием к научным проблемам удалялось от неизвестного животного. Минута, другая — и «вымершая корова», она же «мертвый кит», скрылась в темноте.

8

После подводного луга дно заметно пошло под уклон. Это показывали и светящиеся цифры, и цвет воды. Вода становилась все темнее, как будто в ней разводили краску. Золотисто–зеленый цвет сменился густой изумрудной зеленью, зелень постепенно пропиталась синевой — прозрачной и чистой, как вечернее небо. Потом в синеве появился фиолетовый оттенок — глубинные сумерки превращались в глубинную ночь.

Больше всех, конечно, был доволен Ходоров. С его лица не сходила победная улыбка. Впрочем, он имел право считать себя победителем. Его машина сдавала экзамен на отлично.

Но вот улыбка исчезла, уголки рта опустились, глаза забегали растерянно.

Проследив его взгляд, я обернулся к правому экрану. Прямо на меня из синей тьмы глядели выпученные глаза, почти человеческие — со зрачком, хрусталиком, радужной оболочкой, только очень уж холодные, жестоко–бесстрастные. А под этими разумными глазами торчал громадный черный клюв.

— Спрут?

— Нет, кальмар.

— И какой гигант. Гораздо больше нашей машины.

Действительно, щупальца виднелись теперь на всех экранах, на боковых, верхнем и нижнем. Они напоминали толстые темные канаты, а присоски были с чайное блюдце. На каждом экране умещалось только три–четыре присоска. Кальмар держал машину в объятиях и подтягивал к жадно раскрытому клюву.

Глаза справа, а кончики щупалец — за спиной. Казалось, не машину, а комнату кальмар обхватил своими десятью ногами. Вот–вот продолбит клювом стену, схватит первого попавшегося.

Казакова вскрикнула и закрыла лицо руками. Сознаюсь, и мне стало не по себе. Послышались встревоженные голоса:

— Какое страшилище!

— Неужели кальмар сильнее машины?

— Еще бы! Ведь у него не одна лошадиная сила.

— А зачем ему машина? Вещь несъедобная.

— Да он же не понимает. Видит движущееся и схватил.

— Он должен почувствовать. У них щупальца, как язык, пробуют, вкусно ли?

— Может быть, эти громадины не так разборчивы?

— Алексей Дмитриевич, неужели вы не предусмотрели ничего?

На Ходорова жалко было смотреть. Он беспомощно оглядывался, смотрел то на правый экран, то на левый…

— Это же не водоросли!? — вырвалось у него.

Битва под водой была основана на чудовищном недоразумении. Кальмар не понимал, что машина несъедобна, Он хватал все движущееся и, как ребенок, тащил прямо в рот. В свою очередь и машина «не понимала», что перед ней живой противник. Она действовала по программе «борьба с гибким препятствием»: давала задний ход и стригла ножницами возле гусениц.

А клюв все приближался, кальмар подтягивал машину. Подумать страшно: сколько он наломает, напортит, прежде чем «сообразит», что перед ним невкусный металл.

Как и в подводном лесу, машина дала задний ход, потом сделала рывок для всплытия. Но ее маломощный двигатель не мог пересилить упругих мускулов кальмара. Кальмар чуть–чуть вытянулся, но по–прежнему, держась двумя щупальцами за скалу, прочими тянул машину к себе.

— Алексей Дмитриевич, сделайте же что–нибудь.

Но здесь неразумный кальмар совершил ошибку. Своим длинным щупальцем он ухватился за крутящийся вал. Мгновение — и кончик щупальца был втянут между шестернями. Кальмар побурел от ярости, рванулся, чуть не опрокинув машину… и ударил клювом пониже экрана. Вспыхнул ослепительный свет, наблюдатели зажмурились… а когда открыли глаза, на экранах было черно.

— Все погибло? Разбит передатчик?

Но Ходоров довольно улыбался:

— Сработало все–таки. Он стукнул, вызвал разряд и испугался. А теперь удирает. И выпустил чернила для маскировки.

Все вздохнули с облегчением, разом заговорили, делясь впечатлениями. Казакова, смеясь, вытирала слезы. Сысоев держал за пуговицу изобретателя и убеждал его: