Людмила Синицина - Про деда Игната

Понимает Игнат, что не все верно у Макара, а ответить не может, сам этим давно мучается, почему не может он свое изобретение второй раз точно таким же сделать.

Макар доволен тем, что загнал деда Игната в тупик своими рассуждениями, даже табак забыл взять с собой. По дороге домой все доводы повторял, собой гордился.

А Игнат на крыльце мастерской сидит, думает. Мимо Антошка - соседский мальчишка - на велосипеде. Туда проедет, сюда. Да весело так... Только спицы блестят на солнце. А за ним Валентина бежит, покататься просит. Тот нос задрал, ноль вниманья.

- Упадешь, - смеется, - нос расквасишь, а мне отвечать!

- Ну хоть разок, - ноет Валентина.

Наконец смилостивился Антошка, слез с велосипеда, усадил Валентину: у нее глаза горят, руки дрожат от нетерпения. Только села, шага не проехала, - колесо в сторону, она - в другую... Сидит в пыли, на ушибы внимания не обращает. Но глаза блестят от обиды, что так и не смогла воспользоваться чудом из чудес...

И подумал дед Игнат, что хорошо бы такой велосипед сделать, чтоб ни упасть, ни разбиться человек не мог. Сам бы пусть возил, равновесие держал... Вспомнил, что лежит у него в сарае, уж неизвестно кем оставленный, старый сломанный велосипед.

- Дай, - думает Игнат, - попробую, что выйдет?!

Ушел в мастерскую, вытащил велосипед и начал...

То одно приспособит, то другое. Посмотрит, посмотрит и снова паять, привинчивать да залатывать. Такой хочет велосипед сделать, чтобы сам равновесие держал, чтобы человек и не замечал колес. Чтобы летел, как птица. А как почувствовал Игнат - получается что-то, - сердце забилось, руки сами все нужное находят - теперь уж и подавно не остановиться.

Раза два Ульяна мимо сердитая прошла, кур кормила, но в сарай не заглянула.

Но что делать, когда руки так и поют, сами все делают.

- Движение в жизни, - оно важная вещь, - бормочет дед Игнат, укладывая цепь. Я вот движение утратил, - и жизнь побежала, меня позади оставляет - темп разный у нас с ней. Обидно, а уж догнать не можешь. Вот нам и приспособления на старости лет нужны. Сел ты на мотоцикл или на велосипед, дал скорость, попробуй, отличи, кто едет - Петька или дед Игнат, кому двадцать, а кому под девяносто. То-то! А вот пойду по улице к Макару, а Петька в клуб, - тут всякий поймет, - приговаривает Игнат, - а почему? Скорость другая. А я ведь в его годы и не такую задавал...

- Уж куда? - вставила Ульяна грозно, проходя мимо, - как за девками-то начинал ухаживать, только гляди!

- Э-э-э-э-э-э-э! Ульяна, - вздохнул Игнат, - разве в девках дело. Жизнь кипит и ты с ней вместе, понимаешь. Куда тебе! У тебя твоя каша всегда в один срок в печи поспевает, сколько было, столько есть - вот ты и разницу не замечаешь.

Но Ульяна не слушает, снова отошла к цыплятам. А дед вспоминает, как лошадей в ночное гнали мальчишками. Давно это было или вовсе не было? Во сне он это видел или только вчера происходило? Вспоминает он и не может понять, то ли время к нему навстречу со всех ног бежит, то ли, наоборот, от него убегает. Так стало грустно от этих мыслей деду Игнату, что последние спиральки он, как руку в велосипед вложил.

Потрогал, покатал. Сооружение, оно, конечно, не сказать, чтобы очень красивое было: здесь у руля, как петушиный гребень, там провода запутаны комком. Дед Игнат отошел, поглядел со всех сторон.

- Ох и покатит! - думает он, - ох и покатит, крыльев не надо, только держись.

Представил дед Игнат, как велосипед этот покатит, легче жизни по дороге помчит - и не выдержал. Вывел он потихоньку велосипед за околицу, чтоб не видел никто. Отошел еще чуть-чуть да и сел, чтобы снова скорость в жизни почувствовать.

Туго сначала велосипед пошел, притирались детали друг к другу, сопротивление преодолевали, все непривычно, все из разных аппаратов взято. Но он свое дело знает. Через некоторое время покатил его велосипед, будто сам собой, и чем дальше, тем легче мчится. Все быстрее, быстрее. И откуда силы берутся. Не замечает дед Игнат ни ухабов, ни рытвин, ноги перестали скрипеть, как несмазанные колеса...

Не хочется ему останавливаться, терять это чувство легкости. Катит все дальше и дальше... И что такое? Сразу понять не может, - дорога будто изменилась. Столбы другие пошли, а потом и вовсе исчезли. Поле изменилось, - только пшеница колосилась, глядь, рожь пошла. Ничего Игнат не понимает, а думать не хочется, только ветер свистит в ушах. Смотрит он на руки - и морщин не видит, - руки крепкие, плечи сильные. По сторонам посмотрел - в поле картошка цветет сиреневыми цветами, и вспомнил дед Игнат картошку эту. Мимо нее он лет пятьдесят назад ходил. Как во сне все: светлое, светлое и прозрачное.

- Куда это я заехал на своем велосипеде? Куда это меня велосипед занес? - думает он, а не страшно. Как бывало в молодости: летишь на необъезженном коне, знаешь, что не сбросит, в руках сила и сноровка. Бьется и рвется сильное тело-горячее и непокорное, как сама жизнь. А вот она и лужайка. Та, где не раз Игнат сидел, на реку смотрел и думал. О чем думал тогда?

А ноги вдруг перестали доставать до педалей. Одной толкнет, другой дотянуться не может, снова толкнет - теперь эта в воздухе висит. Слез Игнат с велосипеда, - ноги гудят, все тело ноет, а приятно.

Вот и дерево то. Снова на нем гнездо. И снова птица кружит вокруг птенцов. Хочет прут сорвать, как прежде, взмахнуть, гикнуть от того, что воздуха в легких много, и помчаться, сбивая головки цветов, но знает, что все равно не в силах он нарушить тишины. Спустился к реке, к тому месту, где рыбаки пристают, снял рубашку, хотел в воду опустить, - но жаль нарушить течение реки. Рыба в ней вдруг вильнет серебристым хвостом и исчезнет в глубине, а может это просто солнце блеснуло?!

И снова, как тогда, туча набежала. Грохнул гром. Игнат опять поднял лицо к небу, разгадать пытается, что там творится. Его капли по лицу бьют, крупные, как вишни, как осенние, изобильные плоды неба, ни руками их не удержать, ни в рубашке, выскальзывают, как живые. И снова все вокруг будто спрашивает Игната: "Понял ли? Не упустил?"

Не упустил Игнат ничего, только тишина подступает все теснее. Один он здесь. А на дороге велосипед лежит. Не узнал его даже Игнат сначала старенький такой, нелепый, куда ему в скорости с Игнатом равняться? Бросить его здесь, оставить и уйти дальше по дороге. Но стоит Игнат, не двигается, чувствует, что ветер в другую сторону дует: туда, откуда он пришел, где люди. Не может Игнат и лиц-то их вспомнить, как во сне. Но помнит, что много их там, а здесь он один. Тишина, как никогда, светло и непонятно, где сон: там или здесь?

Подошел Игнат к велосипеду. Взял его левой рукой, поставил и пошел рядом, легко идет мимо дерева, мимо лужайки...

И захотелось снова скорость ощутить, дорога под горку. Сел он на велосипед, как птица рванулась под ним его неуклюжая на вид машина, - легче жизни летит, - дороги не чувствует под собой Игнат... Вот картофельное поле мелькнуло, стога показались, а потом рожь под ветром, как речная волна прошла и потише вроде велосипед пошел, слышно, как колеса поскрипывают или это снова его старые кости заскрипели? Быть не может, ведь только что и не чувствовал он их?!