Александр Бирюк - В море дьявола

- Проваливай!

- Паш-шёл!

- Надоело!

- САМИ УПРАВИМСЯ!

И вся эта толпа грозно стала надвигаться на ошалевшего Ничухина.

Ничухин с ужасом глядел на сверкающие ножи и вилки в угрожающе тянущихся к нему руках, перекошенные в злобных проклятиях рты, безумные глаза... С грохотом разлетелась о переборку рядом с головой Ничухина запущенная кем-то в него тарелка, кто-то схватил с мясной колоды тяжелый топор, к лезвию которого прилипли уже засохшие со вчерашней рубки куски почерневшего мяса. А боцман подкрадывался к Ничухину, скручивая длинное полотенце в плотный жгут с таким видом, словно хотел им Ничухина удушить.

И самым страшным было то, что по глазам боцмана было прекрасно видно: именно так он и намеревается поступить.

Ничухин попятился, споткнулся о комингс и вылетел назад в коридор. Бедная его голова пострадала и на этот раз, сшибив со стены слабо закрепленный огнетушитель. Тотчас дверь камбуза захлопнулась, сквозь грохот отскакивающего от переборок металлического баллона пробился скрежет яростно запираемого изнутри замка, что-то завизжало, передвигаемое по кафелю, бухнуло в двери, и Ничухин догадался, что ее ЗАБАРРИКАДИРОВАЛИ.

... Ничухин вскочил на ноги, налетел на поверженный огнетушитель, но, чудом сохранив равновесие, покрыл всю длину коридора за рекордно короткое время. Избежав еще нескольких неприятностей на крутых ступенях, он ворвался в свою каюту, заперся в ней и забился в самый дальний угол под иллюминатором, подальше от двери, как это делал он в пустой квартире в те времена, когда был еще ребенком. Происшедшее сейчас на камбузе подействовало на него куда сильнее, чем все пережитые до этого ужасы вместе взятые. Это был уже НАСТОЯЩИЙ КОШМАР, и особенно напугал его вид занесенного над ним топора. Перед глазами стояли обезумевшие лица, и Ничухин прекрасно понимал, в какой опасности сейчас находится. Про эту опасность он читал только в романах ужасов.

Это была смертельная опасность.

Экипаж сошел с ума.

Это было бы ясно и дураку.

Ничухин снова затрясся в ожидании неизбежной развязки. МОРЕ ДЬЯВОЛА оказалось самой дьявольской штукой из всего, что существовало сейчас на свете. Да-да, оно существовало наяву, и ему, Ничухину, предстоит сейчас это прочувствовать на собственной шкуре. Оно сгубило не один корабль, и не два, не тысячу и не две человеческих шкур... теперь, несомненно, настал черед и этой посудины. Неизвестно, чем займутся эти безумцы с камбуза после окончания своей дьявольской трапезы, приготовление которой чуть было не притормозил Ничухин, но то, что наступает отчетливо вырисовывающийся КОНЕЦ - сомневаться в этом не приходилось. Ничухину вдруг дико захотелось откупорить иллюминатор и поскорее выпрыгнуть в море. Пусть он пойдет ко дну, или пусть его сожрут акулы, лишь бы подальше от этого ужасного дома с привидениями. И Ничухин решил, что непременно так и сделает, как только эти головорезы вздумают ломиться к нему в каюту.

... Ничухин находился в отчаянном положении и был готов сопротивляться, как загнанная в угол собака, но время шло, а в коридоре по-прежнему не раздавалось шагов приближающихся к нему безумцев. Страшные мысли, переполнившие и без того перенатруженную за эту бесконечную ночь голову Ничухина, превратились в бесформенный ком, и он клюнул носом. Пытаясь взбодриться, он вытаращил глаза, но затем клюнул еще раз, затем еще, и наконец, так ничего и не успев сообразить, отключился.

Он уснул самым натуральным образом, но его сон был лишен тех кошмаров, которые преследовали его в действительности.

... Проснулся Ничухин от ударов по двери. В каюте было светло, через иллюминатор потоками вливались жаркие солнечные лучи, настенный хронометр, каким-то непостижимым образом услужливо очутившийся прямо перед носом Ничухина, показывал ровно шесть утра. Ничухин сидел все в том же углу между шкафом и переборкой, куда забился накануне. Так как никаких снов ему не снилось, в голове мгновенно всплыли пережитые им события этой ужасной ночи.

Удары в дверь повторились, теперь это был уже грохот, и Ничухин содрогнулся.

"ПО МОЮ ДУШУ!" - затравленно подумал он и вскочив, схватился за иллюминатор, в любую секунду ожидая услышать за спиной треск разносимой на куски двери.

- Ничухин, мать твою! - заорал вахтенный из-за двери, не пытаясь, однако, что-либо с ней сотворить. - Подъем! ЗАВТРАК ДАВАЙ!

Ничухин в панике отодрал заржавевшие от постоянной морской сырости болты иллюминатора, но до него наконец дошел истинный смысл услышанного. Он понял вдруг, что в голосе матроса не было абсолютно никакой угрозы, а было только одно лишь нетерпение - это был обычный, так хорошо знакомый Ничухину ежедневный сигнал к началу трудового дня. Опомнившись, он заставил себя буркнуть в ответ что-то нечленораздельное, лишь бы вахтенный поскорее оставил в покое его дверь и стал чутко прислушиваться к звуками из-за двери.

Но в дверь, к его удивлению, больше никто ломиться не пробовал. Удовлетворенный, видимо, поступившим от Ничухина ответом, вахтенный убрался. А может быть это был только хитрый ход, и он притаился за дверью, чтобы в удобный момент схватить Ничухина и утащить его на камбуз на расправу обезумевшей толпе?

Но нет, непохоже... Ничухин явственно слышал шаркающие шаги вахтенного по коридору, а затем - по трапу, наверх, туда, где находился пустой ночью мостик корабля. Где-то в глубине коридора отворился люк, на несколько секунд из него вырвался оглушающий рев двигателя, затем снова все стихло. Это кто-то из мотористов по утреннему обычаю выходил с трехлитровой банкой к аппарату с газированной водой.

... Ничухин долго топтался возле иллюминатора, усиленно соображая. Искрящаяся гладь океана за стеклом, чистое высокое небо и яркое солнце понемногу успокаивали его. Ему показалось, что ничего-то совсем и не случилось, что все вокруг идет как всегда, что вообще все в порядке. Он подошел к умывальнику, отвернул кран и кое-как умылся. Приходил он в себя медленно, ужасные воспоминания не шли из головы. Ничухин поискал взглядом смятую сигаретную пачку, чтобы убедиться, что все это - не плод его нарушенного воображения, долго глядел на нее, все еще не веря в то, что наступила долгожданная передышка, затем подошел к двери и повернул ключ.

В коридоре, как он и надеялся, его никто не поджидал. Никто не притаился за углом и не думал нападать. Из соседней каюты доносился мирный звук работающей электробритвы, в кают-компании наверху вещал новости громко включенный телевизор. Из-за дальнего поворота коридора вынырнула полуголая фигура вахтенного моториста, и руки его были заняты банкой с газированной водой. Не обращая на Ничухина, как, впрочем, и всегда, никакого внимания, он виртуозным движением ноги отворил люк. Снова из машинного отделения вырвалось громовое клацанье клапанов, и через секунду опять все стихло.