Роджер Желязны - Вершина

— Единственное, что я умею делать — это покорять горы. А ты осталась последней — вызов моему мастерству, которому я учился всю жизнь. Может быть, дело в том, что смертный человек ближе всего к бессмертию тогда, когда он принимает вызов, когда ему удается преодолеть опасность. Момент триумфа — момент спасения. Мне нужно было множество таких моментов, и последний — должен быть самым длинным, так как его должно хватить до конца жизни.

— Итак, мы рядом с тобой, Сестра, ты и я, простой смертный, но ведь ты велела мне уйти. А я не могу. Я приду к тебе, и если ты захочешь убить меня, попробуй. Вот так-то.

Я допил свою бутылку.

Снова засверкали молнии и ударил гром.

— Это почти божественное опьянение, — сказал я грому.

И тогда она подмигнула мне: вдруг высоко над ней загорелась Красная звезда. Ангельский меч. Крыло феникса. Душа в огне. Она подмигнула мне через сотни миль. А потом ветер, что дует меж миров, подул на меня. Он был наполнен слезами и кристаллами льда. Я стоял и впитывал его.

— Не уходи, — сказал я, и не отрываясь смотрел вдаль пока снова не опустилась тьма, а я вдруг понял, что стою весь мокрый, как эмбрион, которому только еще предстоит вздохнуть и закричать.

Большинство мальчишек сочиняют для своих приятелей придуманные автобиографии, которые им нравятся больше, чем настоящие, а те, или преисполняются соответствующим восхищением, или отвечают еще более грандиозным и изысканным враньем. Но малыш Джимми, как мне рассказывали, всегда внимал своим маленьким друзьям широко открыв свои темные глаза, а ближе к окончанию их историй уголки его рта начинали дрожать. Когда же они заканчивали, его веснушки расползались в широкую ухмылку, а рыжая голова наклонялась набок. Его любимое выражение, как я понял, было «Заливаешь!» и его нос был сломан дважды еще до того, как ему исполнилось двенадцать. Именно поэтому, без сомнения, он и обратился к книгам.

Тридцатью годами и четырьмя научными степенями позже, он сидел напротив меня в моем номере в Лодже, и я называл его Док, потому что все его так называли, поскольку у него был документ, дающий ему право резать людей и лечить их, причем не только тела, но и души, а еще потому что он выглядел так, что его нужно было называть именно Док, когда он ухмылялся, склоняя голову набок, и говорил «Заливай!»

Мне хотелось стукнуть его в нос.

— Черт возьми! Это правда! — говорил я ему. — Я сражался с огненной птицей!

— У нас у всех были галлюцинации на Касле, — сказал он, поднимая один палец. — Из-за переутомления, — два пальца, — потому что высота влияла на наше восприятие и, следовательно, на наш мозг, — три, — из-за перевозбуждения, — четыре, — и частично из-за кислородного опьянения.

— У тебя уже кончаются пальцы, и если ты посидишь немного на второй руке, то сможешь дослушать меня до конца, — сказал я. — Она налетела на меня, я взмахнул ледорубом и она сбила меня с ног и разбила очки. Когда я пришел в себя, ее не было, а я лежал на уступе. Я думаю, что это было существо, состоящее из энергии. Ты видел мою энцефалограмму, там есть отклонения от нормы. Я полагаю, у меня был первый шок, когда оно меня коснулось.

— Ты потерял сознание от того, что ударился головой о камень…

— Это из-за нее я упал на камень!

— С этим я согласен. Камень был настоящим. Но нигде во вселенной никто никогда не видел «энергетических существ».

— Ну и что? Тысячу лет назад ты тоже самое мог бы сказать об Америке.

— Возможно, я бы так и сказал. Но я согласен с выводами врача из Центрального госпиталя относительно твоей энцефалограммы. Травма глаз. Зачем придумывать экзотические объяснения, если есть очевидные. Простые объяснения чаще всего оказываются верными. У тебя была галлюцинация, ты споткнулся и упал.

— О'кей, — сказал я, — всякий раз, когда я начинаю с тобой спорить, мне требуется вещественные доказательства. Подожди минуточку.

Я открыл свой шкаф и достал с верхней полки пакет, положил его на кровать и развернул одеяло.

— Я сказал тебе, что взмахнул ледорубом, — сказал я, — так вот, я ее задел — и сразу же потерял сознание. Смотри!

У меня в руках был ледоруб. Казалось, он побывал в открытом космосе: коричневые, желтые и черные пятна, весь выщербленный.

Он взял ледоруб в руки, долго смотрел на него, потом начал говорить что-то насчет шаровой молнии, передумал и, покачав головой, бросил ледоруб обратно на кровать.

— Не знаю, — наконец, сказал он, и на этот раз веснушки не поплыли в разные стороны, а остались на месте, и только побелевшие костяшки переплетенных пальцев выдавали его напряжение.

4

Мы планировали предстоящее восхождение. Мы чертили карты, изучали фотографии, прокладывали маршрут. Мы составили план нашего восхождения и начали тренировочную программу.

Хотя Док и Стэн поддерживали хорошую физическую форму, ни один из них после Касла не участвовал в восхождениях. Келли был в превосходной форме. Генри начал прибавлять в весе. Малларди и Винс, как всегда, казалось были способны перенести чудовищные нагрузки, и при этом они сохранили прежнюю виртуозность. К тому же за прошедшие годы они совершили пару восхождений, но в последнее время они не отказывали себе ни в чем, и необходима была небольшая тренировка. Так что мы выбрали удобную, приличного размера гору и за десять дней напряженных тренировок дружно восстановили свою прежнюю форму. Затем мы перешли на витамины, гимнастику и специальную диету, завершая последние приготовления. Док изготовил из какого-то сплава семь блестящих коробочек размерами шесть на четыре дюйма, тонких, как первая книжка стихов, и дал каждому из нас для защиты от энергетических птиц, существование которых он отказывался признать.

В одно прекрасное и горькое утро мы были готовы. Репортеры полюбили меня снова. Нашу галантную компанию непрерывно фотографировали, пока мы грузились во флайеры. Они должны были доставить нас к подножию Серой Сестры, чтобы наша многолетняя команда, собравшаяся в таком составе несомненно в последний раз, пошла на штурм ожидающих нас серых лавандовых склонов, освященных ослепительными лучами солнца.

Мы приблизились к горе, и опять я подумал о том, сколько же может весить такая громада.

Я уже рассказывал о первых девяти милях подъема. Не буду повторяться. У нас ушло на это шесть дней и добрая часть седьмого. Ничего необычного не происходило. Туман и неприятные холодные ветры остались далеко позади.

Стэн, Малларди и я стояли, дожидаясь Дока и остальных в том месте, где на меня напала огненная птица.

— Пока наше восхождение напоминает мне пикник, — сказал Малларди.

— Угу, — пробурчал Стэн.

— И никаких птиц.