Ф. Гвинплейн Макинтайр - «Если», 2002 № 11

— Дядя, а почему все кругом так помутнело и расплывается? — перебил Лептон, и это был вполне разумный вопрос, поскольку вся Вселенная внезапно мелко задрожала и пошла волнами, утратив четкие очертания.

— И откуда взялась эта ненормальная музыка, дядя? — добавил Клептон. Этот вопрос был также вполне уместным, ибо странная электронная фуга зазвучала отовсюду, не имея никаких определенных источников.

— Мы имеем дело с так называемым эффектом ретроспективы, или обратной петли, — объяснил Смедли малюткам. — Общая расплывчатость обстановки и фоновая музыка, которые вас удивили, суть не что иное, как специфические ключи или, можно сказать, индикаторы, указывающие на начало ретроспективной последовательности… Итак, как уже говорилось, я отправился назад во времени и прибыл в Цюрих 1926-го, чтобы разыскать единственную личность на данной хронолинии, которая могла бы мне помочь с четырехмерным гармоническим осциллятором…

«По-моему, это Швейцария, — сказал себе Смедли Фейвершем, выглядывая из стандартной червоточины обратной петли и озираясь по сторонам. — Обычно я не совершаю ошибок, так как давно заметил, что большинство регионов пространства-времени удивительным образом напоминают типичный сорт сыра, производимый в тех же местах.

Пространственно-временной континуум Швейцарии, например, как и прославленный швейцарский сыр, весь в крупных дырках. Французский регион пространства-времени выглядит погуще и волокнистее, и еще он с душком, ну прямо как Рокфор. Голландия просто точь-в-точь Гауда или Эдам, так как закапсулирована в сферическом пространственном вихре, и верхний слой этого вихря явственно красный. В Англии пространственно-временной континуум твердый и желтый, словно Чеддер, а в Соединенных Штатах разделен на отдельные ломтики, и каждый из них аккуратно упакован.

Единственное исключение составляет Италия, где региональный континуум пространства-времени устроен по принципу спагетти, а роль подливки исполняет гравитация… Да, но все-таки где и когда я конкретно нахожусь?»

Смедли выпрыгнул из устья червоточины. Теперь он стоял в дурно меблированной гостиной какой-то неизвестной квартиры: на всех ее горизонтальных поверхностях валялись груды журналов и рукописей, а вертикальные были наполовину прикрыты неряшливыми стопками книг.

— Wer коттt? — раздался голос из соседней комнаты с австрийским акцентом (акцент принадлежал, конечно, голосу, а не комнате). Смедли Фейвершем понял без всякого затруднения: это означает «Кто там?»

Внимательный читатель наверняка уже замечал, что все литературные путешественники по времени обладают интересной квазимагической способностью с необыкновенной легкостью понимать языки любых столетий, которые им вздумается навестить. Смедли Фейвершем, однако, будучи не придуманным, а живым хрононавтом из плоти, крови и костей, не был одарен столь удобным преимуществом. И все же ему не приходилось бороться с лингвистическими барьерами, поскольку все обратные последовательности Смедли всегда были снабжены субтитрами.

— Кто там? — повторил вопрошающий, и в гостиную вошел ученого обличья мужчина: на носу его криво сидели очки в стальной оправе, а одет он был в мешковатый, сильно поношенный костюм. Высота мужчины составляла 5 футов и 6 дюймов в пространстве, а длина — 39 лет во времени. Вид у него был не слишком здоровый и даже изнуренный. (Бросив ретроспективный взгляд в недавнее прошлое, Смедли обнаружил на его жизненной линии семимесячный туберкулез.)

Появившись как раз в тот момент, когда Смедли запирал червоточину на застежку-молнию, мужчина едва не поперхнулся воздухом, поспешно снял очки и принялся старательно полировать мутные линзы о засаленный рукав.

— Guten Abend! — поздоровался Смедли Фейвершем, привычно скосив один глаз на субтитры, что обеспечивало возможность вести двустороннюю беседу. — Имею ли я честь обратиться к глубокоуважаемому профессору Шрёдингеру? И не сегодня ли, случайно, имеет место и время быть 11 июля 1926 года? И правда ли то, что вы недавно передали серию статей касательно волновой механики и квантовой теории для публикации в «Annalen der Physik»?[8]

— Имеете. Не случайно. Да, передал, — ответил Шрёдингер, поднимая с замусоренного пола ближайший к нему саквояж. Раскрыв саквояж, он сунул внутрь какую-то одежду, потертую и помятую, и присовокупил к ней потасканную зубную щетку. — Если вы коммивояжер, у меня для вас нет времени! Сейчас я уезжаю в Штуттгарт, а затем проведу несколько дней в Берлине, в доме моего доброго друга Макса Планка[9] и его жены.

— Как, вы намереваетесь пожить у Планков?.. — сказал оторопевший Смедли Фейвершем, но Шрёдингер уже не обращал на него внимания. Он продолжал суетиться, выуживая из квартирного хлама галоши, блокноты, поломанный зонтик, носовые платки (и так далее) и втискивая эти счастливые находки в разверстый и на глазах распухающий саквояж.

— Выслушайте меня, профессор, пожалуйста! — воззвал Смедли Фейвершем. — Если уж речь действительно зашла о времени, то пока тут mein Herr… то есть я хотел сказать, mein Herr, пока вы еще здесь… то есть я имею в виду, что покуда я здесь, mein Herr, и мы оба тут… Словом, у меня найдется куча времени для нас обоих!

Всего минуту назад я вышел из дыры, парящей в воздухе, мы сами ее видели. Разве это не доказывает со всей очевидностью, что я явился сюда с одной из грядущих хронолиний? Вы видите перед собой бесценный кладезь знаний, но чем же вы заняты? Упаковкой portmanteau! А я-то полагал, что такой великий ученый, как вы, мигом оставит все дела, лишь бы со мной побеседовать…

— С какой стати? — сказал Эрвин Шрёдингер, вытаскивая из-под кучи брошюр три носка (ни один из них не составлял пару другому) и переправляя свою очередную находку в саквояж. — Если я все брошу и стану слушать, как ты тут болтаешь, то непременно опоздаю на поезд. Ты путешественник по времени, значит, тебе ничего не стоит нанести мне визит в любой из точек одномерной линии, соединяющей мое рождение и мою смерть… Из чего неопровержимо следует, что я вовсе не обязан выслушивать тебя именно сейчас! В действительности, как ты и сам мог бы догадаться, в какой-то точке Будущего ТВОЕЙ жизненной линии ты вернешься назад, чтобы навестить меня в некоторой точке Прошлого МОЕЙ жизненной линии… Вот почему я знаю все, что ты скажешь мне потом, поскольку это уже случилось, но ты, разумеется, не помнишь ничего, ибо этого еще не произошло.

— Профессор, вы рассуждаете, как истинный хронотеоретик, — с восхищением заметил Смедли Фейвершем. — Вот почему я, собственно, здесь: мне нужен ваш совет. Дело в том, что у меня что-то постоянно не ладится с моим четырехмерным гармоническим осциллятором! Всякий раз, когда я пытаюсь немного расширить Гильбертово пространство, матрицы Паули[10] тут же начинают…