Джон Уиндем - Том 5. Жизель. Ступай к муравью

Роберт был уже так далек от нормального человеческого существования и восприятия, что не увидел в этом предложении ничего сверхъестественного.

— Насколько пересмотреть и за какое вознаграждение? — деловито спросил он.

— Ну, у нас существует несколько вариантов. Мы склонны предложить один из последних — очень выгодный, основанный на желании, высказываемом многими людьми, находящимися в положении, аналогичном вашему. А именно: «О, если б я только мог прожить свою жизнь заново!».

— Понятно, — сказал Роберт, смутно вспоминая легендарные сделки, о которых где-то читал.

— А в чем здесь подвох?

Прендергаст слегка поморщился.

— Да никакого подвоха. Просто вы сразу же передаете нам семьдесят пять процентов своего теперешнего капитала.

— Семьдесят пять процентов? Ну и ну! Что ж это за фирма такая?

— Это очень древнее учреждение. У нас было много почтенных клиентов.

В старые времена мы больше торговали на основе, так сказать, бартера. Но с развитием коммерции мы несколько изменили свои методы. Мы нашли, что иметь денежные вклады гораздо выгоднее, чем приобретать души — особенно учитывая их теперешнюю низкую рыночную стоимость. Это обычно устраивает обе стороны: мы получаем капитал, который, как я уже говорил, нельзя унести с собой, а вы можете распоряжаться своей душой как угодно — если, конечно, законы страны обитания не протестуют против этого. Единственно кто обычно остается недоволен такой сделкой — это наследники.

Последнее нисколько не смутило Роберта.

— Мои наследники в настоящий момент бродят по дому, как хищники, — неплохо бы им получить небольшой шок. Так давайте займемся непосредственно делом, мистер Снодграсс.

— Прендергаст, — терпеливо поправил его собеседник. — Ну, обычная процедура оплаты состоит в том…

Какая-то непонятная прихоть или что-то, принимаемое за прихоть, заставила мистера Финнерсона посетить Сэндз-сквер. Роберт не бывал там уже много лет, и хотя мысль побывать в местах своего детства и посещала его время от времени, свободной минуты так и не находилось. Теперь же, в период поправки после своего чудесного выздоровления, которое так огорчило его милых родственников, он впервые за много лет обнаружил, что у него масса свободного времени.

Роберт отпустил такси на углу сквера и простоял несколько минут в задумчивости, обозревая садик. Он оказался гораздо меньших размеров и хуже ухоженным, чем сохранился в его памяти. Однако, хотя большинство предметов и растений как бы съежились от времени, платаны с их свежей, только распустившейся листвой значительно выросли и почти заслонили небо своими могучими ветвями. Новшеством были и аккуратные клумбы с недавно высаженными тюльпанами, но самым значительным признаком перемен было отсутствие железной ограды, которая пошла в переплавку вместе со всяким металлоломом в годы второй мировой войны и которую потом так и не восстановили.

Вспоминая с некоторой грустью былое, Роберт Финнерсон перешел дорогу и побрел по хорошо знакомым дорожкам. Он замечал одно, вспоминал другое и даже немного жалел, что предпринял эту прогулку, — слишком уж много призраков давно минувшего окружало его…

Внезапно Роберт наткнулся на хорошо знакомый холмик, на вершине которого в окружении каких-то кустов стояло старое садовое кресло. Роберту пришло в голову спрятаться за этими кустами, как он, бывало, делал полвека назад, когда был мальчишкой. Он стряхнул пыль с кресла носовым платком и облегченно опустился на него, подумав, что, вероятно, переоценил свои силы после недавней болезни, так как чувствовал себя очень утомленным. Он задремал…

Блаженную тишину нарушил резкий, требовательный девичий голос: — Бобби! Мастер Бобби, где вы?

Мистер Финнерсон почувствовал раздражение — голос явно действовал ему на нервы. Когда голос раздался снова, он постарался не обращать на него никакого внимания.

Но вот из-за кустов показалась голова в синем капоре с пышным голубым бантом, а под ним — миловидное, розовощекое личико молоденькой девушки, которая в эту минуту старалась казаться профессионально строгой.

— Так вот вы где, негодный мальчишка! Почему вы не отвечали, когда я звала вас?

Мистер Финнерсон обернулся, ожидая увидеть за своей спиной прячущегося ребенка. Но там никого не оказалось. Когда же он вернулся в прежнее положение, кресло исчезло, а он сидел прямо на земле, и окружавшие его кусты казались теперь гораздо выше.

— Пошли, пошли, мы и так уже опаздываем к чаю, — проговорила девушка, глядя на него в упор.

Роберт опустил глаза и ужаснулся, увидев перед своим взором не аккуратно выглаженные респектабельные брюки в узкую полоску, а синие короткие штанишки, круглые коленки, белые носки и туфли явно детского фасона. Он пошевелил ногой, и нога в детском ботинке тоже шевельнулась.

Позабыв обо всем, он осмотрел себя спереди и обнаружил, что одет в бежевую курточку с большими медными пуговицами и что все это он обозревал из-под полей желтой соломенной панамки, надвинутой на лоб.

Девушка проявляла нетерпение. Она раздвинула кусты, пригнулась и, схватив Роберта за руку, рывком подняла его на ноги.

— Пошли же, наконец, не знаю, что на вас нашло сегодня.

Выйдя из-за кустов и все еще держа Роберта, девушка крикнула: — Барбара, идем домой!

Роберт старался не поднимать глаз, так как его сердце всегда невольно сжималось, когда он глядел на свою младшую сестренку. Но, несмотря на это, он все-таки повернул голову и увидел, как маленькая девочка в белом платьице стремглав бежит им навстречу. Он вытаращил глаза, так как уже почти забыл, что она когда-то могла бегать, как любой здоровый ребенок, и к тому же так счастливо улыбаться. Неужели это был сон? Но если так, то это был удивительно яркий сон — ничто в нем не было искажено или неправдоподобно. Даже звуки, раздававшиеся вокруг, были такими, какими он их слышал в детстве: скрип колес от проезжающих телег и экипажей, цокот лошадиных копыт и знакомая незатейливая песенка, которую наигрывал шарманщик, стоящий на углу улицы.

— Ну что вы сегодня еле тянетесь? — ворчала нянька. — Кухарка будет ужасно недовольна, что ей придется все разогревать.

Роберта несколько разочаровало, что они вошли в дом не через парадный подъезд, свежевыкрашенный зеленой краской, а спустившись сначала в полуподвал, где была кухня. Однако в детской все было на своих местах.

Роберт огляделся, узнавая знакомые предметы: лошадь-качалку с оторванной нижней губой, процессию игрушечных коров и овец на каминной полке, газовый светильник, уютно шипящий над столом, календарь на стене с изображением трех пушистых котят и числом, напечатанным крупным шрифтом: 15 мая 1910 года. 1910-й год — значит, ему только исполнилось семь лет…