Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря

Ну а финал…

Соловей поет, Соловей глазки строит, у Соловья счастливое будущее в глазах читается, а Лигуша — он и есть Лигуша. Он Иван, если коротко. Он обязательный вес взял и Соловья не слышит. Мало ли, что тот в его сторону морду вертит, внимания добивается. Лигуша, говорят, даже хихикнул. Сказал кому-то громко, вон, дескать, сидит Пуза, Аньку завлекает, а все зря. Осталось ему завлекать ее — до июля. А вот в июле сядет этот Пуза. И не на год, и даже не на два, а надолго.

Ну, Соловей и сорвался.

Видать, сильно хотел чего-то от Лигуши.

Выхватил из-под плаща обрез и пальнул картечью — сразу из двух стволов. Это он профессионально делал. Когда за Лигушей приехали, пульс у него исчез, давление упало до нуля, зрачки на свет не реагировали. Свезли бывшего бульдозериста в морг. Но помер в ту ночь не Лигуша. Чуть не отдал Богу в ту ночь смотритель морга — на него вдруг со стонами выполз убитый бульдозерист. Вид встрепанный, весь в крови, но крепыш, мертвецом такого не назовешь. На Лигуше даже открытые раны затянулись. Медики уверяют — такого, мол, невозможно в принципе.

Короче, Лигуше повезло. Только память пострадала. А этот Пуза, похоже, лег где-то в Т. на дно и лежит с обрезом в обнимку.

— Так что смотри, Шурик. Обрез этот опять может выстрелить.

— Как в чеховских пьесах, — грубо добавил Роальд.

— Ну а что с Анечкой?

А с Анечкой Кошкиной Соловей познакомился в библиотеке.

Долго выбирал что-то, выбрал книжку русского писателя Тургенева, очень хвалил роман «Вешние воды». Потом пообещал Соловей богатого спонсора. Вот, сказал, сделаем совсем хорошую библиотеку! Анечку Кошкину это не могло не восхитить, отсюда и внезапное презрение к придурочному Лигуше, обманувшему ее женские ожидания. Судя по всему, пояснил Роальд, какое-то время Лигуша был Кошкиной неприятен.

Сам суди.

Майским нежным вечером, выйдя из магазина, Кошкина встретила на крыльце Лигушу. Несла Кошкина в руках большой хрустальный подарочный рог. Безумные деньги по нашим временам. А Лигуша, как и следовало ожидать, ухмыльнулся: вот, дескать, Анька, так на роду у тебя написано — рог хрустальный подарочный, даже по нынешним временам не дешевый, а ты его бездарно сломаешь! Теперь уже точно не восстановить, какими словами он выразил это мнение, но Кошкина утверждает, что приличных слов ни одного не было. Потому Анечка-безумица этим самым рогом и отделала Лигушу. Маленькая, рыжая, ей до головы Лигуши еще надо допрыгнуть, а вот допрыгнула. Так отделала рогом бывшего бульдозериста, что он замертво свалился в лужу, всегда летом гниющую у магазина. Когда приехала «скорая», Лигуша уже захлебнулся, его даже в реанимацию не стали отправлять — сразу в морг. Ну а дальше все, как и полагается: ночью смотритель морга отправился в обход и опять чуть не схлопотал инфаркт.

— Что? Лигуша снова выполз из морга?

— А что ему делать? Не любят Лигушу в Т., — мрачно подвел итог Роальд. — С этим тоже следует разобраться.

— За три дня?

— Тебе помогут. Тебе Врач поможет.

— Какой еще врач? — не сразу понял Шурик.

— Лежу и греюсь близ свиньи… — загадочно произнес Роальд и объяснил: — Не врач, а Леня Врач. Это не профессия, а фамилия. Леня в Т. человек известный. К нему, как к Лигуше, всякий идет. Он сильными средствами лечит.

— От чего?

— А с чем придешь, от того и лечить будет.

— Он экстрасенс?

— Он психиатр.

— У него диплом? Лицензия?

— У него опыт и интуиция.

— Веселенькое дело, — пробормотал Шурик.

— Ты любишь такие дела, — грубо польстил Роальд.

— Знаешь, — без всякого энтузиазма сказал Шурик, — есть чудаки, которые утверждают, будто параллельные линии пересекаются в пространстве. Но это для извращенцев. Я в такое не верю. Какой хоть вид у этого Лигуши?

Роальд пожал плечами:

— Умственно отсталый, наверное.

— А на что живет? На какие средства?

— Ну, свой огород. Теперь пенсия по инвалидности. Опять же, возврат потерянных документов, вещей, денег.

— Каких документов, вещей, денег?

— Я же сказал. Потерянных. Видел в газетах объявления? Потерялся, мол, кобель, прикус неправильный. Вернуть за вознаграждение. А еще люди теряют вещи, а еще у них воруют кошельки. Я же объяснил тебе, в Т. так заведено: попал в беду — шагай к Лигуше. Он выручит.

— Ну раз выручит. Ну два, — заинтересовался Шурик. — А потом? Он же не провидец на самом деле.

— А это как сказать, — уклонился от прямого ответа Роальд. — Потеряй что-нибудь и проверь.

— У него это после наезда на «КамАЗ»?

— Это «КамАЗ» на него наехал, Шурик.

— Вообще-то так не бывает… — начал Шурик, но Роальд грубо кивнул:

— Да знаю. Только ты такие дела любишь.

— Но почему до шестнадцатого? — Шурик уже не знал, к чему придраться. — С чего ты взял, что все можно решить в три дня?

Роальд неторопливо полез в карман и извлек записку.

На листке, вырванном из школьной тетради, крупными корявыми буквами было выведено: «Пятнадцатого меня убьют. Лигуша».

— Видишь? Шестнадцатого ты свободен.

— Да с чего он взял, что его убьют? И что мне делать в Т.?

Роальд задумчиво прошелся по комнате. Он был крепкий мужик. Волосы на висках поседели, кулак не казался крупным, но это ничего не значило. Шурик не хотел бы попасть под удары Роальда, что левой, что правой. Еще меньше Шурику хотелось бы попасть в сферу внимания Роальда, имея за душой какой-нибудь грех.

Совсем недавно в этой комнате заламывала руки перед Роальдом холеная дама лет тридцати, ну, от силы тридцати трех. У меня муж подонок! — заламывала она руки. Приходит поздно, говорит о внеурочной работе, а несет от него коньяком и дорогими духами. Никогда раньше от внеурочных работ не несло коньяком и дорогими духами, а теперь несет. Она (дама) готова отдать все свои сбережения, лишь бы застукать этого подонка с поличным.

Тяжелая сцена. Роальд тогда так сказал:

«Мадам, вы умная и симпатичная женщина. Ваш возраст, бесспорно, оставляет вам перспективу. У вас, вы сами говорите, хорошая квартира, хорошая работа, у вас есть определенные накопления. Зачем вам этот говнюк?»

Дама оторопела: «Вы это о ком?»

«Ну, не о любовнике вашем, конечно, — проницательно заметил Роальд. — Это я о человеке, которого вы называете мужем-подонком. Почему просто не бросить его? Уверен, такой вариант наиболее экономичен».

Дама оторопело молчала.

Широко раскрыв глаза, она глянула в зеркальце, извлеченное из изящной французской косметички, и привела себя в чувство. «Почему вы отказываетесь от такого хорошего гонорара? — спросила она почти спокойно. — Трудно, что ли, застукать с поличным этого, как вы правильно выразились, говнюка?»