(Грушвицкий) Орловский - Бунт атомов

- Да, пожалуй, пора тебе кое-что узнать о моей работе.

- Только ты не станешь мучить меня какими-нибудь сложными выводами или трехэтажными формулами,- с гримасой комического ужаса сказал Эйтель: - а будешь говорить простым человеческим языком?

- Не беспокойся, я ведь знаю, что ты всегда воевал с формулами,улыбнулся отец и задумался на несколько минут.

- Ты представляешь себе,-- заговорил он, наконец, медленно и неторопливо, как всегда,- что главная задача человека на земле - это борьба за энергию, которую он черпает из природы в самых разнообразных видах?

Эйтель кивнул головой.

- Каждое новое взрывчатое вещество, каждая вновь сконструированная машина, каждый открытый пласт каменного угля и нефти,- это новый, более удобный или целесообразный способ и возможность выкачивать из мира энергию, которая движет наши поезда и пароходы, работает на фабриках и заводах, носит по воздуху наши аэропланы, бросает за десятки и сотни километров наши снаряды...

- Да, да, она нам нужна для наших орудий,- прервал Эйтель,- для наших броненосцев...

- Которых у нас нет,- с горечью остановил его отец, качая головой.

- Они будут, или иначе не стоит жить.

- Они будут,- подтвердил как эхо, Флиднер,- и для этого мы работаем. А для них нужна энергия. Но каменный уголь на земле постепенно иссякает, нефть тоже; водопады и сила рек не смогут дать скоро той массы энергии, которую поглощает человек. А, главное, все эти виды энергии связаны с тяжелыми, громоздкими массами вещества и не везде имеются под рукой. Между тем, энергия рассыпана повсюду вокруг нас в неисчислимых количествах.

- Где же? - с недоумением спросил молодой человек, оглядываясь, точно ожидая увидеть что-то в тишине угрюмой комнаты.

- Везде,- ответил широким жестом профессор,- начиная воздухом, которым мы дышим, и кончая пылью под нашими ногами. Знаешь ли ты, что такое атомы?

- Гм, во всяком случае что-то очень маленькое,- улыбнулся Эйтель.

- Вот именно,- засмеялся Флиднер.- Это те мельчайшие кирпичики, из которых складываются все тела вселенной. И самое важное то, что эти частички вещества образованы из электрических зарядов, связанных с огромными количествами энергии. Они похожи в этом отношении на туго свернутые пружины или заряды взрывчатых веществ, которые таят в себе неисчерпаемые запасы силы. В сущности все, что мы видим под нами, над нами, вокруг нас, в нас самих,- это колоссальные склады энергии. Надо только найти ключ, который открыл бы эти сокровища, позволил бы ими распоряжаться по нашему усмотрению.

- Это та самая энергия, которую даёт радий, не правда ли? - прервал Эйтель.

- Совершенно верно. Энергия радия того же происхождения; его атомы как бы взрываются сами собой и выделяют заключенную в них силу. Но, во-первых, это происходит чрезвычайно медленно, так что энергия получается ничтожными дозами, и ускорить процесс мы пока не в состоянии. А главное - запасы радия и родственных ему веществ на земле ничтожно малы.

- Тогда в чем же дело?

- В том, чтобы заставить распасться - взорваться атомы других веществ, имеющихся у нас под руками в любых количествах: кислорода, которым мы дышим, особенно азота, который с ним смешан, меди, железа, цинка,- словом, любого вещества.

- И это возможно?

- Разумеется. Многое уже было сделано в этом направлении до меня. Резерфорду удалось разрушить атомы азота; затем последовала очередь алюминия, хлора и некоторых других легких элементов. Из них удалось выбить их составные части - ядра атомов водорода, так называемые протоны...

- Значит, задача уже решена?

- Далеко нет. Во-первых, таким образом разрушалась лишь ничтожная часть атомов; а во-вторых, они распадались далеко не целиком,- от них отбивались только маленькие осколки, так что и энергия освобождалась в неизмеримо малом количестве. Практически эти попытки ничего не давали. Они являлись только первыми шагами.

- А если бы удалось разрушить их до конца?

- То получился бы результат, на первый взгляд просто невероятный; приблизительно можно подсчитать, что если бы суметь освободить сразу и использовать лишь часть энергии, заключающейся внутри атомов одного грамма радия, именно ту часть, которую он излучает постепенно во время самопроизвольного распада, то ее хватало бы на то, чтобы в течение суток производить работу паровоза, везущего поезд весом в 300-400 тонн.

- Как ты сказал? Один грамм - и суточная работа паровоза? - Эйтель даже привстал от изумления.

- Вот именно. И повторяю: это сравнительно небольшая доля всей энергии, сосредоточенной внутри атомов материи. Ты понимаешь, какие неисчислимые богатства мы попираем ногами, И что было бы, если бы мы сумели извлечь эти колоссальные дремлющие силы не только из радия, но и из любого вещества, из любого камня, валяющегося на улице, из пыли под нашими ногами, из обломков ржавого железа, из лужи грязной воды,откуда хочешь! Мы затопили бы мир потоками энергии, за которую борется и из-за которой страдает человек, мы освободили бы его от необходимости нести проклятие труда, мы наводнили бы землю легкими и могучими машинами, которые сделали бы жизнь светлой и радостной, мы...

- Мы напитали бы этой силой, прежде всего, наши орудия и наши броненосцы, наши аэропланы и наши танки,- прервал отца Эйтель, стоя во весь рост посреди комнаты, с блестящими глазами, угрожающе простирая руки со сжатыми кулаками куда-то в пространство, будто всей вселенной.

- Конечно, это прежде всего,- снова эхом отозвался Флиднер,- иначе быть не может. Это не обойдется без потрясений, страшных катаклизмов, но теперь Германия выйдет из них победительницей, вооруженная силой, которую мы ей дадим, и...

- И через кровь и трупы на аркане потащит человечество в землю обетованную? - раздался в дверях скорбный, вздрагивающий голос.

Собеседники смолкли, и наступила тягостная пауза. Флиднер нахмурился и смотрел исподлобья на стоящую у порога девушку.

Эйтель презрительно фыркнул и начал насвистывать какой-то пошленький мотивчик, затем уселся в кресло, закинув ногу за ногу, и демонстративно рассматривал в упор сестру далеко не дружелюбным взглядом.

- Я, кажется, вам помешала,- сказала девушка, подходя к Флиднеру.Доброго утра, отец. Я стучала к вам два раза, но вы так увлеклись разговором, что ничего не слышали. Здравствуй, Эйтель.

Профессор холодно подставил щеку дочери для поцелуя и почувствовал, как его охватывает глухое раздражение и недоумение, которое он испытывал за последнее время очень часто в ее присутствии. Эйтель в ответ пробурчал что-то невнятное, так что трудно было понять, приветствие ли это или протест.

- Вы говорили о войне,- это то, о чем я никогда не могу слушать равнодушно,- словно оправдываясь, заговорила девушка, невольно морщась от табачного дыма, щекотавшего горло.