Светлана Ягупова - Ладушкин и Кронос

— Я знаю его, — тихо сказал Ладушкин. — Это мой давний знакомый.

«Какая она все же упрямая, — с досадой подумал он о матери Галисветова. — Ведь говорил, что этого не надо делать, что мальчик должен учиться со сверстниками. Так нет же, не послушала».

Еще досаднее было оттого, что сам Галисветов скрыл от него свой прыжок из пятого класса в девятый. Небось сосед Максим знает, а ему не доложили…

Лагутиной он не стал ничего объяснять и постарался тут же переключить внимание на других детей. Девятиклассники смотрели на него с любопытством и ожиданием. Ладушкин поправил галстук под джемпером и сказал:

— Я начну с конца.

— Как это? — не поняла девочка с очень яркими, будто вымазанными вишней, губами на бледном лице.

— Наш комсорг, — шепотом представила ее учительница.

— Мне хочется нарушить элементарную логику, — пояснил Ладушкин.

— А зачем? — удивилась комсорг. — Ведь вначале встает солнце, затем наступает вечер с луной и звездами.

— Это кто же тебе сказал такое? — возмущенно вскочил Галисветов. Может, вначале появляется луна, а ее сменяет солнце?

— Ты прав, — поддержала его учительница. — Садись. День сменяет ночь или ночь сменяет день — не суть важно. Важно, что из этого получается. И все-таки начинать с конца нелогично.

— Дорогая Юлия Петровна! — Ладушкин наклонился к ней и заговорил прямо в ухо: — Вы женщина и именно поэтому должны понять меня, ибо всем известна милая нелогичность мышления женщин, ломающая наши мужские догмы, нелогичность, которую мы должны уметь понимать и принимать, потому что это, быть может, первая весть из далеких миров с иной, непонятной нам логикой.

— Я вижу, вам очень хочется сначала умереть, а потом родиться. Лагутина улыбнулась как можно любезнее.

— Почему бы и нет? — Ладушкин был серьезен. — Очень может быть, что за свою жизнь мы по нескольку раз умираем и рождаемся вновь, только происходит это незаметно для человека и окружающих. Да и в природе еще не было такого, чтобы после зимы не наступала весна. Человек же не только частица природы, но и, как сказал кто-то из великих, инструмент, с помощью которого природа познает самое себя.

— Это сказал Кант, — уточнил Галисветов. — Впрочем, и Гегель тоже. И еще многие. Труднее найти того, кто это не говорил.

— Да? — удивился Ладушкин и подумал, что был прав — мальчик слишком засорил мозги взрослой информацией. — Поехали дальше. Представьте, что в лице человека природа вдруг взбунтовалась против косного, размеренного течения событий, неизбежно приводящего к одному финалу и мудрецов, и глупых, подчиненных и начальников, злых и добрых. Вообразите на миг, что в результате каких-то неизвестных нам причин земное время стало выделывать с людьми всякие штучки.

— Вы что, фантаст? — пробасили с последнего ряда.

— Нет, — покачал головой Ладушкин и вспомнил свой последний, так и не законченный рассказ о Куриловой, о том, как она искала, да так и не нашла мочевой канал у курицы и все удивлялась необычному строению этой птицы. Хочу заметить, — продолжал он, — что проделки Кроноса вовсе не фантастика, это земная явь, которую мы часто не хотим или боимся замечать. Вот вам предмет, доказывающий, что время нынче изменило свой привычный ход по кругу.

Ладушкин снял с запястья часы.

— Вот. Электронные. Новое ощущение времени отразилось в этом циферблате. Время нынче щелкает, как счетчик в такси. Не успеешь оглянуться, как тебе скажут: слезай, приехали. Итак, я начну с последних страниц лекции. Если хотите, это моя маленькая месть Кроносу.

Он достал из папки блокнот в коленкоровом переплете и, поправив галстук, стал читать:

— Концовка лекции. А теперь я хочу спросить вас: часто ли мы вспоминаем о своем главном друге и враге — времени? Задумываемся ли над тем, как замедлить его сумасшедший бег? Увы, мы признаем себя бессильными перед его неумолимым движением, в отчаянии опускаем руки и панически охаем: «Ну и летит!» Или смиренно вздыхаем: «Ничего не поделаешь, годы, годы…» А вот как взять за жабры эти годы и подчинить себе? Сама постановка вопроса кажется нам крамольной. Однако, если поразмыслить, вся история человечества — не что иное, как стремление укротить кровожадного Кроноса, пожирающего собственных детей. Первым поднял на него руку изобретатель не часов, нет, а колеса, хотя, скорей всего, думал, что побеждает только пространство. Гномоны, клепсидры, песочные, колесные, пружинные часы — все это мрачные игрушки человека, с помощью которых он отсчитывал свой срок. Однако, развивая науку и технику, исподволь, незаметно вел наступление и на время. Посудите сами — телега движется быстрее пешехода, автомобиль — быстрее телеги, самолет — быстрее автомобиля. Но поскольку время — это длительность событий в пространстве, то, поглощая со скоростью звука пространство, мы… Какой кошмар ускоряем и время?! Как там поется в популярной песне: «Все быстрей, время мчится все быстрей!» Это что же получается? Выходит, человек теперь уже сам лезет в пасть Кроноса? Но если плотность событий, впечатлений в единицу времени увеличивается, то оно вроде бы должно замедлить свой бег? Именно должно. Беда в том, что мы не научились субъективно растягивать события (хорошие, разумеется. Зачем растягивать плохие?) так, чтобы время и впрямь не мчалось с реактивной скоростью. Порою кажется, что титан Кронос пересел в космическую ракету. «Все кончается», — с горечью осознаем под финал. И когда уже нельзя пустить стрелки часов в обратную сторону, начинаем понимать, что жизнь — это умение распорядиться отпущенным тебе сроком. Если не знаешь, как это сделать, не научился этому, то и не жди, что проживешь долго, интересно. Какой же аркан придумать для времени? Ответ на этот вопрос — в начале лекции.

— Вот и прочтите начало, — пробасил староста, приглаживая челочку.

— Хорошо, — согласился Ладушкин. — Начало лекции. Стрела Кроноса в моих руках. Могу пустить ее в прошлое, могу в будущее, могу оставить в настоящем. Могу сразу три времени нанизать на нее. Теперь я сильнее обстоятельств, так как умею провидеть будущее. Не скорблю о прошлом, потому что у меня прекрасная память, она всегда со мной. Иногда меня тянет на риск, и тогда я заглядываю в завтра. Но чаще всего на одной ладони держу прошлое, на другой будущее, а голова в сегодняшнем дне. Жаль только, что это пока лишь на словах. Все.

— Как все? — опешила Юлия Петровна.

— Середину предлагаю продумать сообща.

Класс весело загудел.

— Можно мне? — подняла руку девочка с темным хвостиком на затылке, перевязанным коричневой лентой. — Нынешним летом я была в нашей обсерватории и слушала любопытную лекцию. Совершенно фантастическая гипотеза: звезды — вовсе не атомные реакторы, а тела, свет которых — не что иное, как действие времени. Но поскольку этот свет доходит к нам с запозданием, когда звезд уже нет или они совсем в другом месте, то по отношению к ним мы — в будущем. Значит, если установить со звездой связь, то можно заглянуть в свое будущее и как-то подправить его. Знать бы точно, что мне в конце года поставят тройку по алгебре, все жилы вытянула бы, но подтянулась. Если поток времени несет нас к уже запланированному будущему, то время превращается из разрушителя в созидателя — в том случае, конечно, если мы сможем управлять им. Это придает жизни смысл.