Виктор Кувшинов - Пирамиды Астрала
- Ну что, «дай, Друг, на счастье лапу мне!» - продекламировал я, присаживаясь перед псом. – Прости за некоторые неудобства, которые придется причинить. Постараюсь тебя сильно не обижать.
Пес спокойно смотрел умными и грустными глазами на меня. Я включил комп и энцефалограф для прогрева. Потом подошел к собаке, дал ей кусок сахара, пытаясь купить дружбу несчастного животного, и надел на нее шлейку, удерживающую на месте. Затем настала очередь электродов, но это не заняло много времени.
Для начала, я запустил энцефалограмму на пять минут. Все было в норме. Затем переключил прибор на подачу электромагнитных импульсов в крайнее положение – на частоту в один герц, как в тот, злополучный раз. Затем дал этому излучению действовать пятнадцать минут для контроля, хотя и понимал, что такая процедура просто не может серьезно повлиять на собаку. Такое поле похоже по природе на действие того же мобильного телефона. Ну, может, слегка индуцирует у пса сонливость, но не более того.
Дружок пока что мужественно переносил все издевательства. Настала пора пробовать Ксилонейросказин-В. Я высчитал дозу, приготовил шприц. Дал псу еще сахара, погладил по загривку, пошептал ему на ухо что-то утешительное и сделал инъекцию. Сел напротив и начал ждать. Минуты шли, прибор был включен, собака спокойно пыталась вылизывать передние лапы. А у меня в голове роились противоречивые мысли:
«Если ничего не произойдет, то можно облегченно вздохнуть… а если произойдет? Что я буду делать с собакой? Не умрет ли она?» - прошла десятая минута…, одиннадцатая…, двенадцатая… и вдруг, собака зевнула, слегка проскулила и повисла на удерживающих шлейках. Я проверил состояние животного. Пульс и дыхание были ровными, но слабыми и замедленными. Зрачки не реагировали на свет. Переключил энцефалограф на запись – мозг «молчал», как мертвый. Я оставил прибор на непрерывной записи на комп и взял немного крови на анализ уровня лекарства – завтра можно будет провести количественную иммунореакцию. Освободил пса от шлеек и осторожно положил на бок так, чтобы не сбить электроды. Сел напротив и стал ждать.
Вдруг в кармане раздался звонок мобильника. «Однако все лучше, чем так сидеть и тупо ждать неведомо чего!» – радостно подумал я, доставая телефон. На экране светился Славкин номер.
- Привет Земеля!
- Привет Кот! Ты чего по домашнему не отвечаешь?
- Да я сегодня с экспериментами засиделся.
- Что, биолог, совсем наука заела? Вроде бы уже несолидно, на ночь глядя, в лаборатории торчать. Если только с дамой, да и то, проще где-нибудь в другом месте культурно время провести. Не студент, чай – есть, наверно, финансы? – нес всякую лабуду Славка.
- Да я не с дамой, а с кавалером.
- Ох-ты! Не ожидал. Какие-то у тебя странные наклонности стали появляться. Надо меньше телевизор смотреть, а то наше телевиденье по своему скудомыслию все население в голубые сагитирует. Я слышал: эта пропаганда уже начала сказываться на демографической ситуации. Представляешь? И куда только Жириновский смотрит?
- Все бы ничего, но вот беда – не успели мы с кавалером толком ничем заняться, как он впал в полную отключку – хуже, чем под наркозом, – описал я состояние собаки.
- Вот! Сколько раз я тебе говорил! Нельзя пить на рабочем месте. Тем более в лаборатории. Небось этиловый спирт с бутиловым перепутали. А если бы с метиловым – некому было бы и скорую вызвать! – Славка сходу вынес диагноз нашим с Дружком занятиям.
- Ну, Слав, ты сегодня в ударе. Тебе надо Федьке срочно звонить – есть явный шанс его, наконец, переболтать.
- Да! У меня есть причина для удара, и, надеюсь, не апоплексического. Вернее сказать, у нас с Ташенькой есть причина.
- Ну и какая, позвольте спросить? – поспешил я увести разговор с темы, по которой пока сам не знал чего и говорить.
- Мы отмечаем годовщину нашего первого официального знакомства и хотим устроить небольшой пикничок на лоне природы. Короче, приглашаем тебя с Федей на эти выходные к нам на дачу. Синоптики, если не врут, обещали теплую, можно сказать, жаркую погоду. Так что есть хороший шанс начать летнюю программу раньше обычного.
- Да, заманчиво! – я подумал, что у меня нет ничего против столь замечательной идеи. – Приеду, сто процентов. Даже если в реанимацию попаду, приеду!
- Здорово! Мы очень рады. Только, пожалуйста, без реанимации обойдись. Или что, ты действительно так обрадовался, что к вам с приятелем уже обоим надо неотложку вызывать?
- Да нет, спасибо! Обойдемся без скорой помощи.
- А если серьезно, что там у тебя случилось, если не секрет? Помощь не нужна? – Слава все-таки вернулся к моей проблеме, но тактично спросил про секретность. Это-то наверно и толкнуло меня на «откровения». И события побежали в том русле, в котором им, может, совсем и не следовало бежать.
- В том то и дело, что сам не все понимаю и не знаю пока, насколько тут секретничать нужно. В общем, нетипичная реакция на препарат, правда, в нетипичной обстановке. Собака то ли в коме, то ли анестезирована, но есть надежда на «выздоровление» – потом, сообразив, что это не телефонный разговор, продолжил. – Давай, я все обдумаю и мы на даче, как раз и поговорим, если вам интересно будет.
Мы договорились, что я организую печеного лосося и еще некоторые закуски. Славка предложил сходить на щуку. Неожиданно в план пикника «влезло» новое и весьма приятное обстоятельство:
- Слушай! Сейчас же еще глухари токовать должны. Давай, как в детстве, съездим на ток ночью. Как он у вас, еще «жив»? – вспомнил я.
- Даже не знаю – давно не был, но глухаря той осенью спугнули, когда за грибами ходили, - раздумывая, проговорил Слава.
- Заметано! Днем наводим порядок на даче, а ночью на ток, - не дал я ускользнуть идее. – А на щуку и днем в воскресенье успеем, с острогой.
- Договорились! Таше, тоже, наверно, интересно будет ночь в лесу провести, - согласился приятель.
Я выключил связь и сидел еще несколько минут, обдумывая планы на выходной. Из задумчивости меня вывел писк таймера, установленного подавать сигнал каждый час. Было время брать кровь на анализ препарата в плазме. Песик продолжал спать, не реагируя на проводимые мероприятия, а энцефалограмма по-прежнему была на нуле, кроме вегетатики. Да, без Славиного совета тут не разобраться - такие прямые линии были похожи на состояние, по крайней мере, частичного омертвления мозга.
«Господи! - вдруг вспомнил я: Можно же повысить чувствительность прибора в тысячу раз». Я тут же бросился к энцефалографу, отключил электроды с вегетатики, чтобы не зашкалили, и вывел чувствительность сразу на максимум. Кривые сразу ожили, но, все равно, колебались только слегка – близко к фоновому уровню. Примерно в десять раз меньше обычно записываемой кривой, что означало почти в десять тысяч раз слабей, чем при обычной активности мозга. Видимо, пульсирующая кровь, отголоски вегетативых центров и основные жизненные процессы все же «фонили». И все же, теперь можно было сказать, что мозг был жив. Я опять уселся обдумывать новые факты в полной тишине лаборатории.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});